— Вы позволите присесть и поговорить с вами без обиняков? — стоял на своем Жозеф.
— Это частное владение! — рыкнул Барнав. — Ничего не могу поведать вам такого из ряда вон выходящего, у меня амнезия.
— Говорят, что вы рассказываете душераздирающие истории о конце света…
— Все это враки! Да концу света спасибо надо сказать! Прежде здесь вроде бы было море. И что они делают в течение десятков лет! Сооружают торты с кремом, чтобы просить доброго Боженьку спасти их от пруссаков, а теперь вот еще и от кометы! Но ей на них наплевать, этой комете, она летит своим путем. Если вы мне и правда поверите, только одна вещь сможет вас утешить — выпивка!
Сочувственная улыбка на заинтересованном лице его собеседника свидетельствовала, что он не особенно-то поверил в его слова.
— А откуда вы знаете, как меня зовут?
— Мне сказал мой друг, художник Морис Ломье.
— Этот пачкун мог бы и подержать язык за зубами! Ну, если вы деньжат подбросите, тогда другое дело. Большой кофе да стакан водочки к нему в придачу! И еще два ломтя хлеба с маслицем, а не со смальцем!
Официант издали кивнул, он слегка опасался этого бесноватого. Жозеф присел, стараясь дышать пореже: уж очень мощное амбре издавал заношенный плащ старика.
— Ну а вы-то примете на грудь маленько? Или так и будете сидеть, как у тещи на блинах?
Жозеф заколебался. От алкоголя он мгновенно терял голову.
— Баньюльс.
Луи Барнав на минуту замолк, оценивая выбор соседа по столу, затем склонился поближе к Жозефу и заговорщицки шепнул:
— Да это аптечное зелье, лекарством отдает, оно вредно для вашего здоровья.
— Уф… Ну, может быть, Пикон-фрез?
Луи Барнав шумно вдохнул воздух.
— Да это аперитив для девчонок! Вы неправы, нужно пользоваться моментом, прежде чем вы отправитесь на прогулку по мрачным полям Аида. А ждать осталось недолго! Хо-хо, халдей, давай пошевеливайся! Водку с черной смородиной вот этому незнакомцу! Это напиток, более подходящий для мужчины, если туда не набуровят слишком много сиропа!
Официант все записал и побежал выполнять заказ. Жозеф лишь слегка пригубил свой напиток.
— Ну так, ваше высочество, что побудило вас искать со мною встречи?
— Да вот ходят слухи, что вас радует грядущий крах всего на свете, мсье Барнав! А чем, интересно, Сатурн перед вами провинился?
— Сатурн? О Боги, да он явно не из моих дружков! Он мне всю жизнь изгадил. Будь у него время последить за временем, все дорогие мне люди не отправились бы на променад по бульвару Жмуриков.
На его шее вздулась вена. Он стукнул кулаком по столу, схватил нож, раскрыл лезвие и вонзил его в дерево стола.
— Скорей бы уж все кончилось, и все это человечество, все эти моллюски, которые лезут из кожи вон в надежде на то, что им удастся чем-то удивить соседа, прежде чем его удушить, уже скорее сдохнут! Да здравствует тринадцатое число! Чем больше будет жертв, тем я громче поржу! Что? Что такое? Вы шила моего испугались? Да то шило вовсе безобидно по сравнению с пулеметами да с пушками! Война всех выбивает из колеи. А скажите, любопытный мой господин, случалось ли вам вонзать штык в живот неприятеля?
— Иисус-Мария-Иосиф, нет!
— Не произносите эти имена всуе, я очень придирчив в вопросах религии.
— Я только хотел…
— Ух, простота! Вы просто желторотый птенец, вам никогда не приходилось расправляться с кем ни попадя, а мне вот приходилось! И должен вам сказать, это довольно просто, привыкаешь на раз. Наводишь прицел, перезаряжаешь, и хоп — парнишка напротив уже грызет землю, а она не очень-то вкусная…
Луи Барнав вынул из стола нож и принялся чистить им ногти.
— Ну, верите вы или нет, мне приходилось в такое вляпываться, — заключил он, внимательно наблюдая за движением таракана вдоль водопроводной трубы.
Жозеф воспользовался моментом и вылил свой стакан под стол.
— Повторим? — предложил Луи Барнав, глаза его загорелись. — Выпивку и хлеб с маслом?
— Вы давайте, а мне вполне хватит.
— Чудненько, весьма благодарен, молодой человек. Напьюсь в стельку и побреду домой вразвалочку, хлопнусь на свою койку и забуду всю эту клоаку! Вы все тут хором передохнете, а я спляшу на ваших трупах!
Жозеф почувствовал, как кровь приливает к щекам. Этот человек его водит за нос, поприжать бы его легонько, нужно, чтобы его увидел Виктор и разобрался, в чем дело. Он выпалил первое, что пришло ему в голову:
— Надеюсь, в любом случае с вами можно будет увидеться завтра вечером, приглашаю вас в кабаре «Небытие».
Луи Барнав вновь подозрительно нахмурился.
— А с чего бы в «Небытие»-то? Это не ловушка, подстроенная Рене Кадейланом?
— Ну, ваш намек лишил меня права на ответную реплику.
— Вы можете говорить как нормальный человек?
— Мы с одним из моих друзей очень хотим посетить это место, а вы там свой человек. Мы боимся, что поведем себя как-нибудь не так, хорошо, если бы вы согласились быть нашим чичероне.
— Вашим кем?
— Нашим гидом и защитником. В районе уже произошли два убийства, совершенные неким Ферменом Кабриером. У этого монстра могли быть соучастники.
— Фермен — убийца? Что за чушь! Эти преступления потребовали немного побольше ловкости и серого вещества, чем есть в запасе у этого простофили. Нарисовать — одно дело, а замочить, да еще пописать по горлу ножичком — совсем другое. Но в целом, между нами говоря, кабаре «Небытие» — сплошная показуха.
— Я не сомневаюсь, но мы с другом как раз публика для них! И потом, у нас есть с собой афишка, о которой столько пересудов!
— Потому я и работал вчера вечером!
— Где работали?
— Везде, где бухло течет рекой. Я же телохранитель.
— Если я не ошибаюсь, в кабаре «Небытие» принято пить по-черному. Сколько обойдется эскорт забулдыги до дома?
Лицо Луи Барнава разгладилось. Он, видимо, понял, что же от него хочет Жозеф.
— Вы можете одним выстрелом убить двух зайцев. Я заплачу вам, и если вы найдете клиента, получите столько же еще и с него, — продолжал Жозеф.
— Пять монет. Половину немедленно.
Жозеф залез в карман и достал требуемое.
— Ну, по рукам, ваше высочество, завтра вечером встречаемся, и пусть будет свиньей тот, кто скажет, что это не так. Только не опаздывайте, не то меня выставят вон, у меня в «Небытии» хреновая репутация.
Он оттолкнул свою чашку.
— От этого кофе меня с души воротит! Ну спасибо еще раз, я нагружен по самое не балуйся, хоть не буду мучиться с похмелюги! А кстати, зовут-то вас как?