– Скольких ты снял на видео?
– Только Натали… пока не приехал сюда.
– Ты опять это сделал! После всего, что случилось с беднягой Натали, ты снова записывал видео? – кричу я.
– Всего один раз… сестру Дэна, – отвечает он.
Сестру Дэна?
– Твоего друга Дэна? – Теперь все понятно. – Так вот что имел в виду Джейс, когда вы ругались!
Я совершенно забыла о ссоре Дэна и Хардина, но Джейс намекал, что отношения между ними были напряженными.
– Почему ты сделал это, ведь он был твоим другом? Ты кому-нибудь показывал видео?
– Нет, никому. Я удалил запись после того, как отправил Дэну один скриншот… Я правда не знаю, зачем я так поступил. Он вел себя как настоящий засранец: познакомил нас и тут же начал угрожать, чтобы я держался от нее подальше, и мне захотелось трахнуть ее, просто чтобы его позлить. Он все равно тот еще придурок, Тесса.
– Разве ты не понимаешь, как далеко это все зашло? Как далеко зашел ты? – ору на него я.
– Я понимаю! Я все это понимаю, Тесса!
– Я думала, что спор насчет меня был твоим самым ужасным поступком… но, бог мой, это все намного хуже.
История Натали не задевает меня так, как когда-то новость о споре Хардина и Зеда, хотя кажется более подлой и мерзкой и заставляет меня усомниться во всем, что я знала о Хардине – думала, что знала. Я понимала, что он не идеален, что он далек от совершенства, но не думала, что он может пасть так низко.
– Все это было до тебя, Тесса, это мое прошлое. Пусть прошлым оно и останется, – умоляет он. – Я стал другим человеком, лучшим человеком – благодаря тебе.
– Хардин, тебе даже нет дела до того, что стало с этими девушками! Ты ведь даже не чувствуешь себя виноватым, я права?
– Я признаю свою вину.
Я наклоняю голову и смотрю на него, прищурившись.
– Только потому, что теперь я об этом знаю. – Он не пытается оправдаться, поэтому я продолжаю: – Тебя не волновала их судьба, ничья судьба!
– Ты права! Меня это не волнует, мне похрен на всех, кроме тебя! – кричит он в ответ.
– Это уже слишком, Хардин! Даже для меня… Этот спор, эта квартира, все эти ссоры, обманы, наше перемирие, моя мать, твоя мать, Рождество – это слишком, черт возьми, много! Я вздохнуть не успеваю между всеми этими… неприятностями. Одному богу известно, что ты еще там натворил! – Я не сдерживаю слезы. – Получается, я совсем тебя не знаю?
– Знаешь, Тесса! Ты по-настоящему знаешь меня. Это был не я – вот он я. Вот какой я сейчас. Я люблю тебя! Я сделаю все ради тебя, ради того, чтобы ты увидела, кем я стал, – тем, кто любит тебя больше жизни, тем, кто танцует на свадьбах и наблюдает, как ты спишь, тем, кто не может начать свой день без твоего поцелуя, тем, кто скорее умрет, чем будет жить без тебя. Вот кто я, вот кем я стал. Прошу, не разрушай все это. Прошу тебя, детка!
Его зеленые глаза блестят; я тронута его словами, но этого недостаточно. Он подходит ко мне, и я отступаю назад. Я должна суметь все обдумать. Вытянув перед собой руку, я говорю:
– Мне нужно время. Все это не укладывается у меня в голове.
Он расслабляет плечи и, кажется, успокаивается.
– Ладно… ладно… обдумай.
– Только не рядом с тобой, – добавляю я.
– Нет…
– Да, Хардин. Я не могу мыслить разумно, когда я с тобой.
– Нет, Тесса, ты никуда не уйдешь, – решительно заявляет он.
– Не тебе решать, что мне делать, – отрезаю я.
Он вздыхает и запускает пальцы в волосы, с силой их дергая.
– Хорошо… хорошо… тогда давай я уйду. А ты оставайся здесь.
Я хочу возразить, но действительно не хочу отсюда уходить. Хватит с меня номеров в мотеле, тем более завтра Рождество.
– Я вернусь утром… если только тебе не понадобится больше времени, – говорит Хардин.
Он обувается, затем протягивает руку к крючку для ключей и понимает, что на его машине уехала Триш.
– Возьми мою, – предлагаю я.
Он кивает и подходит ближе ко мне.
– Не надо, – прошу я, вытягивая перед собой руки. – Кстати, ты все еще в пижаме.
Хардин, хмурясь, оглядывает себя, потом идет в спальню и через две минуты возвращается полностью одетым. Останавливается и, посмотрев мне в глаза, говорит:
– Прошу, не забывай, что я люблю тебя и что я изменился.
Уходит и оставляет меня одну в квартире.
Тесса
И что я, блин, буду делать?
Захожу в спальню и присаживаюсь на край кровати. От всего этого тошнит. Я и раньше знала, что Хардин – не самый хороший человек, и понимала, что есть вещи, узнать о которых мне будет не очень приятно, но я не предполагала, что за намеком Триш может скрываться такое. Он вторгся в жизнь в этой девушки самым отвратительным и подлым способом и даже не сожалел об этом – его и сейчас едва ли мучает совесть.
Слезы текут по моим щекам, и я стараюсь дышать ровно, чтобы успокоиться. Самое ужасное в том, что я знаю ее имя. Да, это настоящий кошмар, но, оставайся она просто какой-то девушкой, я могла бы даже притвориться, что она и не существовала. Но я знаю, что ее зовут Натали, и на меня обрушивается поток мыслей. Как она выглядит? В какой университет она собиралась поступать, пока не лишилась стипендии из-за Хардина? Есть ли у нее братья или сестры? Они видели запись? Если бы Триш не упомянула об этом, узнала бы я когда-нибудь про нее?
Сколько раз они занимались сексом? Нравилось ли Хардину с ней?.. Конечно, нравилось. Это ведь секс, и у Хардина, по-видимому, его было много. С другими девушками. С кучей девушек. Он оставался у Натали после этого? Почему я к ней ревную? Я должна сочувствовать ей, а не ревновать, представляя, как она касалась Хардина. Я стараюсь избавиться от этой дурацкой мысли и вернуться к размышлениям о том, что на самом деле представляет собой Хардин.
Я должна была позволить ему остаться и все обсудить; я все время убегаю или, как на этот раз, заставляю его уйти. Проблема в том, что в его присутствии от моей сдержанности не остается и следа.
Мне бы хотелось знать, что стало с Натали после того, как Хардин разрушил ее жизнь. Знай я, что сейчас она счастлива и в ее жизни все хорошо, я бы немного успокоилась. Жаль, что у меня нет друга, с которым можно поговорить обо всем этом, который мог бы дать мне совет. Но даже если бы у меня был такой друг, я не стала бы рассказывать о мерзких поступках Хардина. Не хочу, чтобы кто-то знал, что он сделал с теми девушками. Понимаю, как это глупо – защищать его, когда он этого не заслуживает, – но по-другому не могу. Я не желаю, чтобы кто-то думал о нем плохо, и больше всего не хочу, чтобы он сам считал свои поступки еще более ужасными, чем и так считает сейчас.