Раздался хриплый крик, и человек упал – это Херлок Шолмс набросился на него. Все заняло не больше минуты: связанный неизвестный уже лежал на полу.
Англичанин наклонился над ним.
– Сколько тебе нужно, чтобы ты заговорил и рассказал все, что знаешь?
Человек ответил иронической улыбкой, и Шолмс понял всю бесполезность вопроса.
Он довольствовался тем, что обыскал карманы своего пленника, но обнаружил лишь связку ключей, носовой платок и маленькую картонную коробочку, в которой была дюжина гранатов, похожих на те, что подобрал Шолмс. Жалкая добыча!
Но что делать с этим человеком? Подождать, пока друзья придут ему на помощь, и сдать их полиции? Зачем? Какое преимущество это даст ему перед Люпеном?
Херлок Шолмс колебался, но осмотр коробки все решил. На ней был написан адрес: «Леонар, ювелир, улица де ля Пэ».
Шолмс решил оставить этого человека здесь. Он закрыл шкафчик, дверь в подвал и вышел из дома. Зайдя в почтовое отделение, он телеграммой предупредил господина Детанжа, что сможет прийти только на следующий день. А затем отправился к ювелиру, которому и отдал гранаты.
– Мадам прислала меня сюда из-за этих камней. Они выпали из драгоценности, которую она у вас купила.
Он попал в точку! Ювелир ответил:
– Да, эта дама звонила мне. Она скоро приедет.
Только в пять часов Херлок Шолмс, стороживший на улице, увидел даму под густой вуалью, внешность которой показалась ему подозрительной. Сквозь стекло он смог увидеть, что она положила на прилавок старинное ожерелье, украшенное гранатами.
Скоро она вышла, походила по магазинам, направилась в сторону Клиши и оказалась на незнакомой англичанину улице. Ближе к ночи он, не замеченный консьержкой, вошел за дамой в шестиэтажный дом с двумя крыльями, соответственно, заселенный многочисленными жильцами. На третьем этаже она остановилась и скрылась за дверью. Двумя минутами позже англичанин решил попытать счастья и принялся осторожно подбирать ключ из связки, которой завладел в подвале. Четвертый подошел.
В темноте он рассмотрел абсолютно пустые комнаты, какие бывают в нежилом помещении. Все двери были открыты, и в конце коридора виднелся свет лампы. Бесшумно подкравшись, он увидел в зеркале без рамы, отделявшем залу от смежной с ней комнаты, даму в вуали, снимавшую пальто и шляпку. Она положила их на единственный стул в комнате и завернулась в бархатный халат.
Херлок Шолмс увидел, как она подошла к камину и нажала на кнопку электрического звонка. Часть панели по правую сторону камина пришла в движение, скользнула вдоль стены и скрылась за соседней панелью.
Как только проход стал достаточно широким, дама шагнула в него… и исчезла, унося с собой лампу.
Система была простой, и Шолмс воспользовался ею.
Он двигался на ощупь в темноте и тут же лицом уткнулся во что-то мягкое. Тогда он зажег спичку и понял, что находится в небольшом чулане, заполненном одеждой, висевшей на крючках. Он расчистил себе проход и остановился перед дверным проемом, прикрытым гобеленом. Спичка догорела, и он увидел свет, проникавший сквозь ветхую ткань старого гобелена.
Херлок Шолмс присмотрелся.
Там находилась Белокурая дама: прямо у него перед глазами, совсем рядом, достаточно было протянуть руку.
Она погасила лампу и включила электричество. Впервые Шолмс смог увидеть ее лицо при ярком свете и вздрогнул. Женщина, которую он после стольких уловок и маневров наконец настиг, оказалась Клотильдой Детанж.
Клотильда Детанж, убийца барона д’Отрека и похитительница голубого бриллианта! Клотильда Детанж, таинственная подруга Арсена Люпена!
Вот она – Белокурая дама!
«Да, черт возьми, – подумал он, – я самый настоящий осел. Поскольку подруга Арсена Люпена блондинка, а Клотильда брюнетка, я и не подумал сопоставить этих женщин. Можно подумать, что Белокурая дама могла оставаться блондинкой после убийства барона и кражи бриллианта!»
Шолмс видел только часть комнаты – элегантный будуар, оклеенный светлыми обоями и украшенный изящными безделушками. На кушетке красного дерева, обхватив голову руками, неподвижно сидела Клотильда, и Херлок Шолмс заметил, что она плачет. Слезы лились не переставая, словно из неиссякаемого источника, текли по ее бледным щекам и падали, капля за каплей, на бархатный корсаж. Это было невероятно печальное зрелище: мрачное, безропотное отчаяние, изливавшееся в потоке слез.
Но вот позади нее открылась дверь. Вошел Арсен Люпен.
Они долго смотрели друг на друга, потом он опустился на колени, положил голову девушке на грудь, обнял ее. В его прикосновениях была глубокая нежность и безграничная жалость. Они не шевелились. Молчание объединило их, поток слез стал утихать.
– Мне бы так хотелось сделать вас счастливой! – прошептал он.
– Я счастлива.
– Нет, вы плачете… Ваши слезы приводят меня в отчаяние, Клотильда.
Она подчинилась звуку этого нежного голоса и слушала, страстно надеясь и желая быть счастливой. Улыбка смягчила ее лицо, но какая же это была грустная улыбка! Арсен Люпен взмолился:
– Не печальтесь, Клотильда, вы не должны печалиться! Вы не имеете на это права!
Она вытянула свои белые, тонкие, изящные руки и серьезным тоном сказала:
– Я буду печальна до тех пор, пока эти руки – мои, Максим.
– Почему?
– Они убили.
– Замолчите! Не думайте об этом! Прошлое умерло, прошлое не в счет!
И он принялся целовать ее длинные бледные пальцы, а она смотрела на него с улыбкой все более светлой, как будто каждый поцелуй понемногу стирал страшные воспоминания.
– Вы должны любить меня, Максим, потому что никакая другая женщина не будет так вас любить, как я. Я была готова на все, чтобы нравиться вам, действовала снова и снова, и не по приказу, а согласно вашим тайным желаниям. Я совершала поступки, против которых восстают мои чувства и моя совесть, но я не могу сопротивляться… Все, что я делаю, я делаю не раздумывая, потому что вам это нужно, потому что вы хотите этого. И завтра я готова снова все начать… И так всегда.
Он с горечью ответил:
– Ах, Клотильда, зачем я впутал вас в свою беспокойную жизнь? Я должен был остаться Максимом Бермоном, которого вы полюбили пять лет назад, и не знакомить вас… с другим человеком, моим вторым «я».
Она совсем тихо произнесла:
– Я люблю и того человека… и ни о чем не жалею.
– Нет, вы сожалеете о прошлой жизни, о жизни при свете дня.
– Я ни о чем не жалею, когда вы со мной! – страстно возразила она. – Нет ни ошибок, ни преступлений, когда я вижу вас! Зачем быть несчастной вдали от вас, страдать, плакать, содрогаться от ужаса из-за того, что я сделала? Ваша любовь заставляет все забыть, я согласна на все… Но меня надо любить!