В полдень они побежали к тому месту, где лежали останки оленя на озере. На опушке леса Серая Волчица выказала нерешительность. Она еще ровно ничего не знала об отравленных приманках, ловушках и западнях, но живший в ней инстинкт бесчисленных поколений подсказал ей, что посещать во второй раз окоченевшую, мертвую добычу было опасно.
Казан видел, как его прежние хозяева обрабатывали остатки добычи, оставленные волками. Он не раз был свидетелем, как они хитро скрывали в них капканы и вкладывали в жирные внутренности капсюли со стрихнином, а однажды он даже и сам нечаянно попался передней лапой в капкан и испытал на себе всю острую боль от мертвой хватки пружины. Но он все-таки не боялся так, как Серая Волчица. Он настаивал на том, чтобы она сопровождала его до белых холмиков на льду, и в конце концов она все-таки пошла за ним и с беспокойством села на задние лапы, в то время как он стал выкапывать из-под снега кости и куски мяса, которые еще не успели за ночь замерзнуть благодаря снеговому покрову. Но она не ела, и Казан сел наконец рядом с ней и стал вместе с нею смотреть на то, что ему удалось откопать из-под снега. Затем он стал нюхать воздух. Он не ощутил в нем никакой опасности, но Серая Волчица внушила ему, что опасность все-таки была.
И много кое-чего другого она внушала ему в последовавшие затем дни и ночи. В третью ночь Казан сам собрал около себя стаю волков и повел ее на охоту. Три раза в этом месяце, прежде чем луна окончательно не пошла на ущерб, он руководил набегами, и каждый раз дело не обходилось без добычи. Но когда снег стал очень глубоким и рыхлым, он находил все большее и большее удовлетворение в обществе одной только Серой Волчицы, и они уже охотились только вдвоем, питаясь исключительно одними зайцами. Во всем белом свете Казан любил только двоих: молодую женщину со светлыми волосами и руками, которые его ласкали, и вот эту самую Серую Волчицу.
Он не покидал равнины совсем и часто приводил свою подругу на самую вершину кряжа, точно пытаясь ей рассказать, кого именно он оставил по ту его сторону… А в темные ночи призыв женщины становился для него настолько властным, что им овладевало странное желание бежать к ней и захватить с собой и Серую Волчицу.
Очень скоро после этого случилось нечто совсем уж странное. Однажды они перебегали через равнину, когда невдалеке от этого кряжа Казан вдруг заметил то, что так сильно заставило забиться его сердце. В их мир вторгся человек, ехавший на санях, запряженных собаками. Противный ветер не предостерег своевременно Казана и Серую Волчицу, и Казан увидел в руках этого человека нечто блестящее. Он знал, что это такое. Это было вещью, изрыгавшею огонь, гром и смерть.
Он предостерег Серую Волчицу, и они, как ветер, бок о бок помчались прочь. Тогда последовал звук – и вся ненависть Казана к людям в эту минуту, пока он бежал, выразилась в злобном рычании. Над их головами что-то прожужжало. Звук снова повторился, и на этот раз Серая Волчица взвизгнула от боли и несколько раз перевернулась через спину вокруг самой себя. Но тотчас же она и вскочила на ноги, и Казан побежал уже позади нее и так и защищал ее собою вплоть до того самого места, где они нашли для себя убежище. Здесь Серая Волчица повалилась и стала лизать свою рану на плече. Казан смотрел на горный кряж. Человек направлял своих собак именно туда. Он остановился около того места, где упала Серая Волчица, и стал осматривать снег. Затем поехал дальше. Казан узнал в нем Торпа. С Торпом ехала его жена.
Казан приказал Серой Волчице встать на ноги, и они отправились в болотные заросли недалеко от озера. Весь этот день они держались против ветра, и, когда Серая Волчица сваливалась и должна была полежать, Казан выходил на осмотр следов, оставленных самим человеком, вглядывался и нюхал воздух.
Несколько дней спустя Серая Волчица уже бегала, прихрамывая, и когда они однажды набрели на остатки от человеческой стоянки, то, почуяв запах, оставшийся от Торпа и его жены, Казан уже в ненависти оскалил зубы и заворчал. С каждой минутой в нем стала расти жажда мести, мести за свои собственные страдания и за рану Серой Волчицы. Он попробовал было обнюхать самый след от человека, оставленный его санями и теперь покрытый снегом, и Серая Волчица кружилась около него с беспокойством и старалась как-нибудь заманить его поглубже в лес. Наконец он угрюмо за ней последовал. В его красных глазах светилась дикая злоба.
Через три дня на небе появилась молодая луна. А на пятую ночь Казан обнаружил новый след. След этот оказался настолько свежим, что он, пробегая мимо, вдруг остановился так быстро, точно его поразила пуля, и долго простоял, напрягши все свои мускулы и ощетинив дыбом шерсть. Это был след, оставленный человеком. На снегу видны были отпечатки полозьев, собачьих лап и лыж его врага.
Тогда он задрал голову к звездам, и из его горла потянулся по всей равнине призывный вой – дикий, неистовый призыв к сбору. Никогда еще на этой равнине не раздавалось более злобного воя, как в эту ночь. Все вновь и вновь он посылал к небу вопль, и вслед за тем то оттуда, то отсюда, еще и еще, стали присылать свои ответы и другие волки, пока наконец и сама Серая Волчица не села рядом с Казаном и не стала ему вторить.
Далеко-далеко на равнине седой, с угрюмым выражением лица человек едва стал сдерживать своих собак, и слабый голос с саней говорил ему:
– Это волки, папа! Кажется, они гонятся за нами?
Человек не ответил. Он был уже не молод. Луна освещала его длинную седую бороду и придавала его худощавой фигуре более роста, чем он имел. Молодая женщина подняла голову с медвежьей шкуры, разостланной на санях. В ее глазах отражались звезды. Она была бледна. Ее волосы густыми, блестевшими локонами падали ей на плечи, и она что-то крепко прижимала к своей груди.
– Они кого-то гонят, – ответил мужчина, осматривая казенную часть своего ружья, – должно быть, оленя. Не волнуйся, Жанна. Сейчас мы остановимся в ближайших кустах и посмотрим, не найдется ли у нас пороху посуше. Эх, вы!.. Милые!.. Вперед! Живо!
И он щелкнул плетью над спинами собак.
Из свертка, который молодая женщина держала у груди, послышался слабый детский плач. И далеко позади на него ответили со всех сторон голоса собиравшейся стаи.
Наконец-то Казан теперь отомстит! Он, не спеша, отправился в путь, имея все время Серую Волчицу рядом с собой, и останавливался каждые триста или четыреста ярдов, чтобы лишний раз послать призывный клич. Какая-то серая фигура наконец присоединилась к ним из темноты. Затем другая. Еще две выскочили откуда-то сбоку, и вместо одного голоса Казана завыло их несколько. Число волков все росло и росло, и по мере того как их становилось все больше и больше, они и бежали все скорее и скорее. Четыре – шесть – семь – десять – четырнадцать…
Собралась целая стая, все матерые, со старыми, смелыми вожаками. Серая Волчица была среди них самой юной и потому все время держалась около Казана. Она никак не могла понять, что означали эти его пылавшие, красные глаза и щелкавшие зубы, и даже если бы и поняла, то все-таки не сообразила бы ничего. Но она чувствовала, и ее тоже приводила в волнение эта вдруг вспыхнувшая в Казане страшная и таинственная жестокость, которая заставила его забыть обо всем, кроме предстоящего нападения и желания загрызть до смерти.