* * *
На закате она вышла из поезда RER на станции Ля-Плен-Стад-де-Франс и направилась в противоположную сторону от стадиона, куда обычно тёк нескончаемый людской поток, особенно плотный в часы перед матчем; поток, сплочённый коллективной лихорадкой возбуждения и предположений об исходе предстоящей игры; заготовленные кричалки и оскорбления, дельфийский оракул. Безразличная к этому давящему массиву, вне масштаба, она повернулась спиной к громадному голому зданию, такому же несомненно-нелепому, как приземлившаяся ночью летающая тарелка; ускорила шаг в коротком туннеле, пролегающем под железнодорожным полотном; затем, вновь оказавшись на свежем воздухе, поднялась по авеню Стад-де-Франс, преодолела двести метров, миновала гладкие, белые, металлические, прозрачные фасады офисов общественных служб, банков, страховых обществ и других организаций и, подойдя к дому номер один, некоторое время покопалась в сумке; в конце концов она сняла перчатки, чтобы удобнее было рыться; вытряхнула всё содержимое на ледяной тротуар перед входом; опустилась на колени, не обращая внимания на взгляд человека, находившегося внутри здания и с бесконечной осторожностью открывавшего бутылочку с йогуртом, стараясь не испачкать красивый тёмно-синий костюм; потом, каким-то чудом, она додумалась нащупать свою магнитную карточку в глубине кармана, собрала раскиданные вещи и вошла в атриум. Я на дежурстве, я врач Биомедицинского агентства, обратилась она к мужчине, не глядя на него, и с высокомерным видом пересекла холл; её намётанный взгляд выхватил пачку «Мальборо лайт» рядом с планшетом, небось, всю ночь смотрел фильмы, футбол и дурацкие передачи, подумала раздражённо; оказавшись на втором этаже, двадцать метров по коридору, дверь налево, она вошла в Национальный центр распределения трансплантатов.
Марта Каррар была невысокой дамой шестидесяти лет, плотной и кругленькой; каштановая шевелюра; солидный бюст; животик под светло-рыжим кардиганом, надетым в обтяжку прямо на голое тело; сферический зад в просторных шерстяных брюках каштанового цвета; и неожиданно тонкие ноги, оканчивающиеся маленькими ступнями в мокасинах на ровной подошве; Марта питалась чизбургерами и закусывала их никотиновой жвачкой; сейчас её правое ухо было красным и распухшим: она постоянно говорила по телефону, беспрестанно набирала самые разные номера — рабочий, мобильный, персональный: дзинь — соединение, и не стоило беспокоить её по пустякам; лучше было сделаться невидимым и онеметь, когда она звонила Тома справиться о положении дел: ну, что там? чего мы добились? Всё хорошо. О’кей, сказала она спокойно: отправь мне пэ-вэ [88] о смерти — я сверюсь с картотекой. Только что отослал его тебе по факсу и приложил досье «Кристалл» донора, заверил её Тома.
Марта завершила разговор и направилась к факсу, по лбу, прямо от носа, идёт вертикальная морщинка; очки в толстой оправе в виде цепи; губная помада, попавшая в ложбинки у уголков рта; дурманящий аромат духов и запах табака, въевшийся в воротник кардигана, — лист уже распечатан: акт о кончине Симона Лимбра, время смерти 18:36. Теперь ей надо было зайти в общий кабинет, где хранился государственный реестр граждан, отказавшихся стать донорами органов: именно благодаря этой картотеке не один десяток опрошенных могли быть уверены, что тела их после смерти не тронут, о чём свидетельствовал официальный документ.
Вернувшись к себе, Марта сообщила Тома, что всё нормально; затем она уставилась в монитор; открыла досье «Кристалл»; стала кликать по самым разным документам, составляющим его; пролистала общую информацию; остановилась на медицинской оценке каждого органа; просмотрела снимки, УЗИ, разные анализы; изучила их совокупность — и сразу же отметила относительно редкую группу крови Симона Лимбра (третья отрицательная). Исчерпывающее досье. Марта узаконила документ, присвоив ему идентификационный и регистрационный номера, гарантирующие анонимность донора: отныне имя Симона Лимбра больше не появится в той информации, которой Агентство будет обмениваться с клиниками. Процедура распределения трансплантатов началась. Печень, два лёгких, две почки. И одно сердце.
Стемнело. В конце проспекта засиял огнями стадион, превратившись в сияющую фасолину: в небе отразился сероватый ореол, который пронзали самолёты, летевшие куда-то воскресным вечером. Пришло время обратиться к тем, кто ждал, рассеявшись по обширным территориям страны, а порой и за её пределами; к очередникам, внесённым в списки на трансплантацию органов, которые каждое утро просыпались с единственной мыслью: сдвинулась ли их очередь? поднялись ли они ещё на одну строчку в листе ожидания? к людям, которые не могли планировать никакого будущего, чья жизнь ограничивалась состоянием их органов. Дамоклов меч, зависший над головой: такое трудно себе представить.
Их медицинские досье были собраны в электронной базе данных, к которой сейчас обратилась Марта; закинув в рот никотиновую таблетку и взглянув на часы, она вспомнила о том, что забыла отменить ужин, назначенный через два часа у её дочери и зятя; она не любила бывать у них, и эта мысль вдруг чётко оформилась: не люблю туда ходить, не люблю там мёрзнуть; трудно сказать, что рождало подобное ощущение у неё в душе: может быть, стены квартиры, выкрашенные чудесной белой казеиновой краской, заставляли Марту дрожать от холода; или отсутствие пепельницы и балкона, а также мяса, беспорядка, напряжения; или же малийские табуреты и средиземноморский дизайн; вегетарианские супы, которые подавали в мавританских пиалах; ароматизированные свечи «Срезанное сено», «Горящие дрова», «Дикая мята»; вышколенная пресыщенность тех, кто ложится спать очень рано, «вместе с курами», укрываясь одеялами из индийского бархата; приятная вялость, правящая в их королевстве; а может быть, её пугала сама эта супружеская пара, которая меньше чем за два года поглотила единственную дочь Марты; поглотила и переварила её, превратив в поборницу семейной жизни — целительный бальзам после многих лет одиноких скитаний: отныне её пылкая дочь-полиглот стала неузнаваемой.
Запустив специальную программу, Марта Каррар загрузила в компьютер все медицинские данные, касающиеся сердца, лёгких, печени и почек Симона Лимбра, а затем активировала опцию сортировки списка пациентов, ожидающих очереди на трансплантацию: когда речь шла о подборе пары на пересадку печени и почек, результаты поиска получались особенно точными. После проверки индивидуальной совместимости донора и реципиента были отобраны определённые кандидатуры; теперь следовало соотнести возможную трансплантацию с географической реальностью и составить непростую картографию: расстояние между местами изъятия и подсадки органов необходимо покрыть за определённый, строго ограниченный срок, зависящий от срока жизнеспособности того или иного органа; здесь врач превращался в транспортного координатора, вынужденного рассчитать километры пути и минуты их преодоления, учесть расположение аэропортов, автострад и вокзалов, обеспечить авиацию и спецтранспорт, найти самых лучших пилотов и опытных шофёров; территориальный фактор вносил свои коррективы в подбор реципиентов.