«Душа, заключенная в темницу тела…» – задумалась Кася. Это она уже слышала, и не раз. «Почему посвященные всех времен и народов обладали такой неприязнью к окружающему миру?» – задала она себе вопрос. Достаточно было вспомнить орфиков с их легендой о Дионисе. Она помнила этот миф о любви Зевса и Персефоны, о рождении Диониса и о зависти и болезненной ревности Геры. Зевс хотел сделать своего сына Владыкой Вселенной. Но ослеплённая ревностью Гера отдала Диониса на растерзание титанам. Кася и сейчас видела перед собой вдохновенное лицо преподавателя мифологии, в подробностях описывающего пиршество титанов, где главным блюдом было сваренное и пожаренное тело Диониса. Афина, богиня мудрости, сумела спасти сердце Диониса. Несколько секунд понадобилось Зевсу, чтобы воскресить сына, и несколько секунд, чтобы отомстить титанам. И из пепла сожжённых молнией титанов Громовержец создал человеческую расу. Так и получилось, что тело людей – наследство титанов, рождённых землёй, обречено на смерть, но душа, разум сохранили божественную искру Диониса, перешедшую к титанам из тела бога.
Люди, сотворенные из пепла титанов, но сохранившие божественную искру Диониса. Что люди могли противопоставить этому? Трансформацию грубой силы в силу любви и души. Поэтому и должен был человек расстаться со своей частью, доставшейся от титанов. И как и орфики, и пифагорейцы, и манихейцы, катары любили белый цвет. Почему? Поклонялись белой стороне мира, отказываясь и не признавая черную? Или просто цветную?
Все было не так просто. Катары на самом деле никогда не отказывались от христианства. Самой главной молитвой была для них «Отче наш». С католиками они спорили, но мирно уживались до крестового похода против них. Они заявляли о приверженности идеалам раннего христианства. И за свои идеалы они с улыбкой счастья горели на кострах. Но самым главным их преступлением была полная уверенность в том, что Римская церковь потеряла право именоваться христианской, а стала «синагогой сатаны». Не это ли подвигло папу так сурово расправиться с ними?
Что еще? Римская церковь обвиняла катаров в распутстве и нежелании продолжать род человеческий. Катары действительно поощряли свободные союзы, основанные на любви и взаимопонимании, призывали к контрацепции, настаивали на равенстве мужчин и женщин. Удивительно современно? Более того, их полное отрицание Ветхого Завета приводило и к отрицанию первородного греха и виновности Евы. А следовательно, и женщины должны были иметь равные права с мужчинами и могли занимать высокие должности в церковной иерархии катаров.
Хотя поощрение сексуальной свободы было вовсе не отражением прогрессивного мышления, если так разобраться. Просто у катаров была своя логика. Дух человека – творение доброго Бога, и он соткан из света. Тело – темница души, ибо пребывает оно во власти злого Демиурга, материального мира. Поэтому любое рождение – это заключение светлой души в тюрьму материи. Поэтому ни брак, ни зачатие – не таинство, а грех. Это и позволило противникам катаров утверждать, что, если бы это мировоззрение победило, человечество прекратило бы свое существование.
Впрочем, катарские проповедники в реальности нисколько не выступали ни против семей, ни против детей простых мирян. Учение о переселении душ этому способствовало, так как, если бы перестали рождаться дети, то и падшие души не смогли бы найти новое пристанище и лишиться раз и навсегда надежды вырваться в Высший мир.
Вообще, полный ревности и мести Бог Ветхого Завета совершенно не устраивал катаров. Для них Библейский Бог был всего лишь карикатурой на настоящего, доброго и светлого Бога Евангелия. Они верили, что Иисус являлся сыном Божьим, но не верили, что он мог воплотиться в человеческое тело, нечистое и обреченное на погибель. Поэтому они объясняли, что все было «понарошку». Жизнь и смерть Христа – символы. Излюбленное Евангелие катаров: Евангелие от Иоанна, «любимого ученика Христа», возвестившего после прихода Отца и Сына третье пришествие – пришествие Святого Духа, окончательное исчезновение тленного мира материи и победы нетленного и вечного мира Света.
Расцвет катаризма кончился, когда в 1209 году папа Иннокентий III организовал крестовый поход против катаров, получивший название альбигойского. Небогатые северные бароны и прочая братия со всей Европы, промышлявшая грабежом, с охотой откликнулись на папский призыв. Тем более Север давно облизывался на более богатый и процветающий Юг. Под видом возвращения в лоно истинной церкви сборная армия атаковала земли Тулузского графства и виконства Транкавель. Борьба с переменным успехом продолжалась несколько десятков лет. Горели города и огромные массовые костры, на которых сжигали еретиков, не желавших отказываться от своей веры. Но даже после гибели последнего монашеского катарского дома в замке Монсегюр в 1244 году остаткам катарского подполья удалось просуществовать еще в течение нескольких поколений вплоть до 1321 года. В этом году на костер взошел последний известный катарский Совершенный – Гийом Белибаст.
Кася задумалась. Какое все это могло иметь отношение к Юле? Почему молодая художница заинтересовалась этим старым еретическим учением и что ее привлекло в катарах? Следовало бы поговорить с Крисом. Что ему известно? Все запутывалось еще больше. Гибель Юли, суд на Костей и обвинение в убийстве собственной жены, чудовищная смерть Волынского, убийство Переверзева и странная уверенность Кирилла, что все это связано с триптихом молодой художницы. Она чувствовала себя ученицей, занятой решением уравнения, в которое каждую минуту добавлялись новые неизвестные. Необходимо было действовать, только какое направление выбрать? Шумилину пока она сообщила все, что знала. Возвращаться к нему и переливать из пустого в порожнее смысла не имело. Она еще поразмышляла. В конце концов, кое-чего Кася все-таки добилась: она явно сумела заронить сомнение в душу следователя. Следовательно, если она добудет новую информацию, Владимир Юрьевич отмахиваться от нее не станет. А именно это и было ей нужно. Без союзников ей не обойтись. Дело оставалось за малым: найти эту информацию. Если Кирилл прав и все началось с этих картин, то в первую очередь ей следовало бы узнать побольше о Юлии Стрельцовой, в девичестве Вензалиновой. И одним из немногих людей, способных просветить ее на этот счет, был отец Юли, Яков Александрович Вензалинов. Завтра же она с ним встретится. Тем более и реальный повод для этого у нее уже был: ближайшее будущее Олеси.
Фуа, Наварра, 22 августа 1321 года.
Клаас ступил за порог, и перед ним открылась картина, от которой в жилах стыла кровь. Неожиданно большое подземелье было освещено несколькими масляными лампами. Их неверный, дрожащий свет вырывал из темноты покрытые темной плесенью стены и пол, каменная крошка которого плотно перемешалась с чем-то темным и маслянистым. Клаас не сразу понял, что это была засохшая кровь. На приподнятом камне лежал связанный по рукам и ногам человек и корчился от боли. Кричать он не мог, его рот был плотно заткнут грязной тряпкой. Только сдавленные стоны разрывали тишину. Рядом полусидел-полулежал второй. В глазах его застыли ужас и обреченность. Он ждал своей очереди.
Внимательно посмотрев на первого пленника, Клаас понял, какую чудовищную пытку применяет его истязатель. Он уже слышал об этом нововведении. Инквизиторы отказались от цепей, стали привязывать еретиков кожаными ремнями. Ждали, пока жертва разотрет руки и ноги в кровь, потом снимали ремни, замачивали их в уксусе. Затем мучителям оставалось только заново привязать ими пленника. Пропитанные кислотой ремни медленно разъедали израненную кожу, мускулы и жилы. Невыносимые терзания зачастую сводили жертву с ума. Невероятным усилием воли Эльке отвел глаза от извивавшегося в бессильных попытках прекратить свои страдания бедняги. Не ошибались те, кто говорил, что Фурнье был земным воплощением дьявола. Клаас вспомнил слова Белибаста. Катарский проповедник был прав. Этот мир не мог быть творением Бога. Такое мог создать только Князь Тьмы, повелитель кошмаров и ужаса, обрекший последовавшие за ним души на вечное страдание. И епископ был его верным служителем.