– Ну, во-первых, не все, – возразил Яков Степанович. – А во-вторых, не обращай внимания.
Он ободряюще ей улыбнулся. Анна слабо улыбнулась в ответ.
– Я стараюсь, Яков Степанович. Очень.
Доктор вздохнул и посмотрел в сторону операционной.
– Н-да. Ума не приложу, как ты нашла у него эту бяку. Ведь даже рентген ничего не показал. Ну да ладно, – он снова перевел взгляд на медсестру. – Анечка, мне странно, что я это говорю, но тебе нужно уехать. У тебя талант, ты должна учиться. Получить образование, стать врачом…
– Яков Степанович, мне двадцать восемь лет. Я уже старовата для учения.
– Двадцать восемь, – он улыбнулся. – Вы только ее послушайте – «старовата»! Да мне бы мои сорок вернуть – я бы мир перевернул!
– А разве вам больше? – удивилась Анна.
Врач улыбнулся:
– Спасибо за комплимент. Хотя, конечно, выгляжу я на свои пятьдесят три, и с этим уже ничего не поделаешь. Слушай, Ань, а может, выйдешь за меня замуж? Пятьдесят три – это ведь не семьдесят. Увезу тебя в город, помогу поступить в медицинский. Мы можем стать хорошими супругами.
– Можем, – улыбнулась Анна. – Но можем и не стать. Лучше не пробовать.
– Ты права. Еще рассоримся, разойдемся, а потом будем ненавидеть друг друга. Лучше уж оставаться друзьями.
Анна засмеялась, Яков Степанович тоже.
– Ладно, – доктор поднялся. – Пойду проверю, как там у них дела. А ты иди домой. Скоро утро. Тебе, наверное, сына надо в школу собрать?
– Да, – Анна встала. – Он у меня не может без завтрака, – с улыбкой сказала она. – И куда в него столько лезет? Худющий.
– Растет, куда ж еще, – улыбнулся доктор. – Ну, удачи! А над предложением моим подумай.
– О замужестве? Или о переезде в город?
– Об обоих, – иронично ответил Яков Степанович, кивнул Ане на прощанье и, сунув руки в карманы белого халата, направился в операционную.
Анна вышла на улицу. С вечера были заморозки. А сейчас, к утру, сильный ветер шумно ворошил бурую опавшую листву. Шагая по безлюдному поселку, Анна думала о бабушке Мауле. Шрам под левой грудью легонько заныл – то ли от этих мыслей, то ли из-за меняющейся погоды. Анна вспомнила, как лежала на больничной койке, и как бабушка Маула сидела рядом, наклонившись к самому ее уху, и шептала-шептала… Но не заговоры.
Она что-то рассказывала Ане, торопливо, словно понимая, что другого шанса уже не будет, но Аня мало что тогда расслышала. Хотя кое-что она все же сумела запомнить. Всего несколько фраз, которые и сейчас чудились ей в накатах северного ветра, теребящего умирающую листву.
– Оно спит… Просыпается… Просыпается… Просыпается… Раз в сто лет… Хочет насытиться… Но нельзя… Не позволять… Загнать… Обратно…
И затем совсем уж странное:
– Ты ему нужна, Аня…
Анна вздохнула, подняла воротник пальто и пробормотала:
– Зачем, бабушка? Зачем я ему нужна? Почему ты мне не сказала?
Новый порыв ветра швырнул к ее ногам гроздь грязных жухлых листьев. И Анна, непонятно почему, вспомнила другие слова старой Маулы, сказанные очень давно, еще в те времена, когда Аня была девочкой-подростком.
– Мир лежит во зле, Аня, – твердила Маула, не уставая толочь в ступе какие-то лечебные смеси. – Все доброе в нем погибает. Каждый человек проклят с рождения. И этого не изменить. Каждый из нас заслуживает смерти, но не каждый это понимает.
– И как тогда жить? – спросила тогда Аня. – Бабушка, я должна стать такой же, как другие?
Маула прервала работу, вытерла кончиком платка вспотевший морщинистый лоб и сказала, посмотрев на внучку странным взглядом, полным горечи и безнадежности:
– Ты и есть такая, как другие. Мы все одинаковые, Анна. Твоя душа выглядит чистой и невинной, но под нежным слоем этой чистоты находится такая страшная и мрачная бездна, что лучше в нее не заглядывать.
– Бездна, – задумчиво повторила Анна, шагая по темной улице. – Каждый заслуживает смерти…
– НО НЕ КАЖДЫЙ ЭТО ПОНИМАЕТ!
Анна остановилась как вкопанная, прислушиваясь к завыванию северного ветра. Что это было? Произнесенные кем-то слова? Галлюцинация?
– НО ТЫ ПОЙМЕШЬ, – снова прошелестел ветер. – ПОЙМЕШЬ, КОГДА Я ПЕРЕГРЫЗУ ТЕБЕ ГЛОТКУ!
И вдруг Анна ощутила, что за спиной у нее кто-то стоит. Она медленно обернулась. И увидела темную бесформенную фигуру, вроде бы человеческую, стоящую во мраке, возле старого дровяного сарая, и глядящую на нее мерцающими желтоватыми глазами.
– Я СНОВА ЗДЕСЬ!
«Только теперь? – пронеслось в голове у Анны. – Ведь прошло уже десять лет!»
Существо тихо и угрожающе зарычало. И Анна поняла, что перед ней вовсе не человек, а животное. Волк? Или собака?
– Пошел прочь! – крикнула она зверю. – Я тебя не боюсь!
Зверь снова зарычал.
– Напрасно! Меня НАДО бояться!
Краем глаза Анна увидела валяющуюся у дороги палку. Она быстро нагнулась, схватила палку и выпрямилась, готовая вступить со зверем в схватку. Но возле дровяного сарая уже никого не было. Ни человека, ни зверя.
«Должно быть, это было видение, – подумала Анна. – Кошмар наяву после тяжелой бессонной ночи. Нужно выспаться. Хорошенько выспаться, и кошмары отступят». Она отбросила палку и торопливо зашагала домой.
«Вновь пришла осень, – крутилось у нее в голове. – Вновь пришла осень».
И в этом году вместе с осенью в поселок Лучи вернулось чудовище.
7
Максим проснулся рано, часов в семь утра. Он почувствовал себя отдохнувшим и бодрым. А главное – быть может, впервые за последние несколько лет – он почувствовал себя в безопасности.
Пребывая в отличном расположении духа, он быстро умылся, на скорую руку позавтракал, запивая бутерброды крепким чаем, и отправился на прогулку по поселку.
Люди его не узнавали. Впрочем, все занимались своими делами, и до Максима никому не было дела. За полчаса он дошел до окраины поселка, остановился и посмотрел на овраг и лес.
На улице потеплело. Холодный ветер утих, тучи рассеялись, выглянуло солнце. На душе у Максима тоже посветлело и потеплело. Ему вдруг захотелось пройтись по лесу, дыша прохладным, бодрящим, чистым воздухом – таким, какого нет в большом городе, откуда он приехал.
Привыкший потакать своим желаниям, Максим не стал медлить. Он перешел по мостику через овраг, ступил на вьющуюся тропку и бодро зашагал по ней, насвистывая популярную песенку.
В лесу было хорошо. Деревья, солнышко, трава… «И главное, – снова подумал Максим, – безопасно!»
Никаких врагов, никаких друзей, норовящих ударить тебя в спину. Никаких женщин – продажных, неверных, стремящихся побольнее тебя ужалить! Никаких кредиторов, бандитов, завистников. Ни-ко-го. Только лес, трава и птицы. И это замечательно!