Змеи и лестницы – любимая игра их с Айди детства.
Когда он успел разложить ее?
– Что это? – дрогнувшим голосом спрашивает Миша.
– Не узнаешь?
– Ты ее сохранил…
– Единственное, что осталось у меня от прошлой жизни. Хочешь, сыграем?
– Не слишком подходящее время для игры.
– Ну же, Миша! Много времени это не займет. А потом я отвезу тебя домой, как и обещал.
Искушение слишком велико, чтобы она могла сопротивляться.
– Но только одну партию.
Вместе со змеями и лестницами они перекочевывают на пол: так удобнее бросать кубик, не опасаясь, что он свалится вниз и закатится куда-нибудь под кресло. Айди достается белая фишка, Мише – красная, это повелось с самого начала, с долгих вечеров в комнате Ящерицы. Красный – цвет отваги, белый – цвет нежности; из них двоих именно Миша всегда была отважной, а Айди – нежным и терпеливым. Но сейчас отвага покинула Мишу, ее сердце бьется чаще, чем обычно. Так бывает, когда она неожиданно натыкается на единственно верную версию в ходе расследования какого-нибудь дела. Или выходит победительницей в спортзальной схватке.
Так почему ей совсем не хочется побеждать?
Победа означает конец игры. Все последующее предопределено: Айди отвезет ее домой, и она снова останется одна.
Ей не хочется побеждать, но она и не победит. Победителем обычно выходит везунчик Айди. Правда, сейчас что-то ломается в привычной детской схеме. Вместо того, чтобы триумфально взмывать по лестницам, Айди пасется у змеиных хвостов. Цифры на кубике то и дело разочаровывают его, они слишком далеки от желаемого. Не проходит и десяти минут, как Миша оказывается на последнем – сотом – квадрате.
Игра закончена.
– Ну вот и все, – грустно говорит она.
– Только одна партия. Я помню.
Некоторое время они сидят, не сводя глаз друг с друга.
– Это неправильно.
– Что – неправильно?
– Мы забыли о самом главном, – Айди подбрасывает кубик в руке.
Цена победы – откровение. Или тайна, которой не грех поделиться с лучшим другом.
– Мы не сделали ставки.
– Предлагаешь переиграть? – сердце Миши готово выскочить из груди.
– Если ты не возражаешь.
– Нет.
– Тогда вот что. Сыграем на эту ночь.
– Что ты имеешь в виду?
– Если я выиграю – ты подаришь мне эту ночь.
– Не поняла?
– Сегодня ночью ты останешься со мной. Что тут непонятного?
– Звучит несколько двусмысленно.
– Это не то, что ты подумала.
Сейчас, сию секунду, Миша вообще не способна ни о чем думать, кроме того, что предательское сердце может выдать ее в любой момент: уж слишком громко оно стучит.
– Вот как?
– Мне нужно многое рассказать тебе. Боюсь, что одной ночи не хватит.
– Постарайся уложиться.
– Не обещаю. А твоя ставка?
– Наверное, я не буду оригинальна. Если я выиграю – ты подаришь мне эту ночь.
– Так нечестно, – смеется Айди.
– Может, и нечестно. Какая разница?
Впервые за этот долгий день напряжение покидает Мишу. Нечестно – быть нечестной с собой, прятаться от очевидного. Все эти годы она ждала его – мальчика с цыплячьей шеей, который видит то, чего не видят другие.
…Конечно же, он выигрывает – три раза кряду.
– Тебе по-прежнему везет, – замечает Миша. – Ничего не изменилось.
– И правила остались прежними. У тебя есть страшная тайна, которую ты готова поведать лучшему другу?
У нее есть тайна. Но Айди – последний человек, которому она расскажет о ней. Так что придется отделываться зарисовками из жизни полицейского, благо, за десять лет их у Миши накопилось предостаточно. Большинство – леденящие душу истории о человеческой низости и жестокости. Лучше никогда не знать о них и никогда с ними не сталкиваться: вот и лицо Айди застыло, превратилось в маску. Маска гневается, сострадает, исполнена ярости. Самый настоящий театр Кабуки, где эмоции подаются в чистом виде и надолго фиксируются.
– Прости. Не нужно было рассказывать тебе все это.
– Это и есть твоя жизнь?
– Бóльшая ее часть.
– Иди ко мне.
Его слова окрашены в белый – цвет нежности и терпения. Он обнимает Мишу за плечи и крепко прижимает к себе. И осторожно касается губами виска.
– Жаль, что все эти годы меня не было рядом.
– Это ничего бы не изменило, Айди.
Некоторое время они так и сидят, обнявшись. В голове Миши просторно и гулко, как в комнате, откуда вывезли старую мебель, но еще не завезли новую. И сердце больше не пытается выпрыгнуть из грудной клетки: оно успокоилось, замерло.
– А у тебя есть страшная тайна?
– Не такая уж страшная. Я игрок. Иногда играю в казино и делаю крупные ставки.
– Выигрываешь, надо полагать?
– Случается. И тот тип… NN. Он тоже игрок.
– Только не говори, что он отирается возле одноруких бандитов.
– Он играет в специальной комнате. В любом казино есть комнаты, куда большинству вход запрещен.
– Ну, а ты, конечно, входишь в число избранных?
– Вот это и есть моя страшная тайна. Покер в последнюю пятницу месяца. Мы встречались с NN за столом и в последний раз он проиграл крупную сумму.
– Насколько крупную?
– Очень крупную. Около ста тысяч евро. Я подумал, что тебе не мешает знать об этом.
– Если это правда, тебе придется дать письменные показания.
– Прямо сейчас?
– Нет, конечно… Ты готов это сделать?
– Думаю, да.
– Это может быть небезопасно. Во всяком случае, о покере по пятницам придется забыть. Хотя бы на некоторое время. И о многом другом тоже.
– Не страшно.
– Я уже видела тех, кто вступает в схватку с сильными мира сего. Шансы на выигрыш не слишком высоки.
– А ты? Ты всегда идешь до конца?
– Идти до конца – мой личный выбор. И я не могу принуждать к нему кого бы то ни было.
– Я – не «кто бы то ни было». Я – твой друг. Ведь так?
– Да. Значит, ты готов сделать это?
Айди молчит, как будто взвешивая все «за» и «против».
– Когда-то я поступил скверно. Оказался подлецом. И это мучало меня, и мучает до сих пор. Пришла пора возвращать долги, Миша.