– Ну, как? – спрашивает Айди, внимательно наблюдая, как она расправляется с отбивной.
– Здорово. Очень вкусно!
– Извини, что пришлось взять инициативу на себя. Может, лучше было бы пообедать где-нибудь в ресторане?
– Да нет же, говорю тебе. Все замечательно, и мясо отменное. И потом… Я бы не хотела, чтобы нас видели вместе.
– В ресторане? – изумляется Айди.
– Где бы то ни было.
– Но почему?
– Ты – один из свидетелей по делу Шолля. Возможно, скоро станешь основным. Наше… неформальное общение никто не одобрит.
– Вот как ты это называешь. Неформальным общением?
Кажется, она сморозила какую-то глупость. Но Айди не обижен, скорее – огорчен.
– Прости. Я…
Он не дает Мише договорить – закрывает рот долгим поцелуем.
– Это – неформальное общение? Или, может быть, это?… – руки Айди забираются под ее футболку:
Как получилось, что никогда не отступавшая от правил Миша Нойманн; безупречный, твердый, как скала, полицейский Миша Нойманн нарушила все правила сразу? Совершила должностное преступление?
Винить можно только себя.
Айди вовсе не требовал от нее подробностей дела Готфрида Шолля, он всячески старался уйти от них (так, во всяком случае, ей казалась поначалу). Она сама – сама! – преподнесла их на блюдечке. Не моргнув глазом, сдала всех ключевых фигурантов, очертила круг свидетелей и подозреваемых, озвучила все возможные версии. Лежа в постели, в объятьях Айди, Миша проговаривала детали будущей операции – с таким апломбом, как будто именно она стояла во главе всей криминальной полиции Франкфурта. Конченая идиотка, зачем она это делала?
Чтобы еще крепче привязать к себе нежного Ящерицу. Ничего не изменилось за прошедшие полтора десятилетия – Миша по-прежнему его защитник. Лучший друг – преданный и верный. А теперь еще – и возлюбленная. Есть от чего потерять голову, она – не первая и не последняя, миллионы женщин попадаются в один и тот же любовный капкан. И слишком поздно понимают, что это капкан; вырваться из него без потерь невозможно.
Капкан имени Айди хорошо замаскирован, устлан мягкой травой клятв и обещаний. Забросан ветками, на которых пышным цветом цветут прикосновения и поцелуи. Несколько раз Айди порывался поговорить с Мишей о будущем (конечно же, совместном), но она останавливала его.
Все из-за NN, всесильного подельника Готфрида Шолля. Пока он не выведен на чистую воду, будущее Миши и Айди под угрозой. Но к этому, самому важному в Мишиной жизни разговору, они обязательно вернутся, когда дело будет закончено.
– Поступай, как считаешь нужным, – соглашается Айди. – Просто ты должна знать – я люблю тебя и я – на твоей стороне!
Быть на ее стороне означает сознательно подвергать себя опасности. И Миша не может оценить великодушия человека, в которого влюблена. Никогда, никогда ей не расплатиться с Айди за острые приступы счастья: ей хочется плакать и смеяться одновременно, говорить глупости и совершать глупости, хотя ситуация вовсе не располагает к этому. Часами разглядывая спящего Айди, она думает о том, что не переживет, если с ним что-нибудь случится.
Он доверился ей, и она обязана позаботится о его судьбе.
– Ты должен исчезнуть, – говорит она Айди, собрав все свое мужество.
– Что значит – «исчезнуть»?
– На какое-то время. Надеюсь, не слишком продолжительное.
– Это исключено.
– Ты ведь собирался в Гонконг.
– Гонконг стоял в планах до того, как я встретил тебя.
– Планы разрушены окончательно?
– Нет, но… Хочешь от меня избавиться?
И как только Айди могла прийти в голову такая бессмыслица? Крепко обняв его за шею, Миша шепчет:
– Не надейся. Я всегда буду с тобой.
– Обещаешь?
– Клянусь. Но сейчас тебе необходимо уехать из страны. Хотя бы ненадолго.
– Разве тебе не нужна моя помощь?
– Ты сделал все, что мог. Об остальном я позабочусь сама.
– Ты говоришь со мной, как…
– Я говорю с тобой, как полицейский, Айди. Так будет спокойнее.
– Для меня?
– Для всех.
– Послушай, это смешно.
– Все совсем не смешно. Все очень серьезно, учитывая личность человека, который стоит за Шоллем. Никто не будет в безопасности. Во всяком случае, здесь.
– А ты?
– Я – полицейский.
– Я не оставлю тебя, – секунду подумав, решительно заявляет Айди, и на Мишины глаза снова наворачиваются слезы благодарности.
– Пойми, пока ты здесь, я связана по рукам и ногам.
– Как сейчас?
Он так крепко прижимает ее к себе, что Миша не может даже пошевелиться. Губы Ящерицы касаются ее подбородка:
– Что, если мы забудем обо всем?
– О чем?
– О том, что я рассказал тебе. Покер в казино, жесткий диск в «Донер Кебабе»… Или ты уже дала ход моим показаниям?
– Нет.
– Вот видишь! Никто никогда не узнает об NN. И мне не придется уезжать.
– Ты ведь понимаешь, что это невозможно?
– Почему?
– Потому, что мы знаем правду. И наш долг – сделать так, чтобы ее узнали все остальные. Иначе жертвы никогда не будут отомщены. Маленькие мальчики. Дети.
– Прости. Я не подумал об этом. Конечно же, ты права. Прости.
Это – момент истины. И момент высшего проявления их любви друг к другу. Если бы за Айди нужно было бы отдать жизнь – здесь и сейчас – Миша сделала бы это не задумываясь.
– Ты будешь послушным мальчиком, милый?
– Да.
– Ты сделаешь все, как я скажу?
– У тебя есть какой-то конкретный план?
– У меня есть план.
– Хорошо. Я сделаю все, как ты скажешь.
Конечно же, у нее не было конкретного плана. Лишь желание отправить Айди туда, где он будет в безопасности. К тому же, его присутствие лишает Мишу воли и делает уязвимой для предполагаемого противника. Настолько могущественного, что вся полиция Франкфурта не смогла бы защитить Айди, даже если бы ей была дана такая установка. Обязательно найдется паршивая овца, которая сольет NN нужную ему информацию – и все меры предосторожности окажутся бессмысленными.
– …Что я должен делать в Гонконге?
– То, что собирался. Тебе ведь предложили возглавить там местный филиал?
– Да. Ты приедешь ко мне?
– Это будет проблематично. Во всяком случае, в ближайшее время.