С той стороны стены вылетела, раздирая паутину виноградных лоз, массивная гранитная глыба. Стена задрожала, послышался треск. Барон Альбрехт вскинул голову, глаза его округлились.
- Разбегайтесь! - закричал он.
Зайчик торопливо отбежал, повинуясь моим каблукам. Стена шаталась, камни двигаются, шевелятся, стараются удержаться в гнездах, но Зайчик выбил очень уж крупный блок, треск и пощелкивание все громче, наконец стена медленно начала оседать, виноградные лозы сделали последнюю попытку удержать в прежнем виде, они заинтересованы больше всего, однако глыбы всей массой раздули стену, превращая в шар, лозы затрещали и начали лопаться.
Позеленевшие от мха глыбы осели каменным холмом, лишь некоторые откатились в стороны.
Альбрехт удерживал испуганного коня, перекрестился.
- Все во славу Господа… Уничтожен еще один очаг язычества.
- Боремся, - подтвердил я. - Видите, у меня даже конь христианский!
Он бросил на Зайчика взгляд, полный сомнения. Зайчик весело ржанул и пошел рысью, потом галопом, а когда наше войско исчезло из виду, грохот копыт перешел в сухую дрожь, а та слилась в тихий шелест.
Леди Филиппа, укрываясь от ветра, все больше прижималась ко мне. Зайчик несется красиво и гордо, не вытягиваясь в струну, встречное давление ему нипочем, зато роскошная грива укрывает маленькую женщину, как навесом. Я видел, как она удивленно поглядывает по сторонам.
Ноздри Зайчика раздуваются, самому нравится скачка, а в моих ушах уже гремит музыка дикой охоты, когда слетает и тот налет цивилизованности, что еще сохранился, и вот я уже хищный и алчущий крови зверь, могучий и всепобеждающий и побеждающий…
Ветер свистит в ушах, леди Филиппа вжалась в меня, думаю, уже не только в попытках подчинить своему обаянию, но и в самом деле укрывается от ветра. Наверняка пожалела, что не села сзади. Вообще-то я никогда не думал, что у меня спина широкая. Но здесь оказалось, что акселерация превратила меня в настолько рослого здоровяка, что мама не горюй, никак не привыкну, что сильнейшие воины поглядывают с опаской.
- Он в самом деле быстр, - проговорила она мне в грудь. - Никогда не думала, что можно так… Он как птица. Думаю, вы не захотите с ним расстаться?
- Ни за какие деньги, - ответил я ей в макушку. - А если не за деньги, гм… тоже. Просто не представляю, что мне могли бы за него предложить стоящее. А вы представляете?
Она благоразумно промолчала.
Зайчик шел на большой скорости, но, конечно, я благоразумно не показывал, на что он способен. Если даже свои знают только, что у меня быстрый конь, но не знают, насколько быстрый, то ни одна женщина не узнает тем более.
Бобик на бегу пытался заняться охотой, я сказал «фу», и до чего же умный Пес: все понял и бежал сбоку, тихий и послушный.
Часа через полтора, когда половину расстояния до ее замка мы прошли, я присмотрел хорошее место на опушке небольшой рощи, там раскидистые дубы простерли ветви так широко, что в тени укроется целое войско, на земле полно сухих сучьев, а широкая полоска зеленой травы сказала яснее ясного, что растет по краям крохотного ручейка.
Леди Филиппа соскользнула с седла мне в руки, как легкая добыча, но я принял деликатно и подчеркнуто почтительно. Я ушлый малый, милая, знаю, как добыча легко превращается в охотника, а охотник становится добычей.
Она даже прижалась ко мне на миг, но я вот такой тупой, намека не понял и не воспользовался, а нынешние леди, к счастью, еще не расфеминизировались до стадии, когда сами хватают нас за гениталии и прямым текстом говорят, глядя в глаза, что от нас ждут.
Я собрал сучья, разжег костер, не показывая, почему он вспыхнул у меня так быстро, выложил на полотенце сыр, холодное мясо, хлеб и сласти.
- Еще до заката вы обнимете своих родителей, - пообещал я.
- Так быстро?
Мне показалось, что произнесла она без достаточного ликования.
- Уверяю вас.
Она в задумчивости посмотрела на Зайчика.
- Неужели он способен мчаться еще быстрее?… Дивный у вас конь.
- А я? - спросил я обидчиво. - Как-то вы не замечаете самое очевидное!
Она посмотрела на меня критически, потом кивнула.
- Ах да, вы же победили самого Тамплиера…
- Ну да! И вообще я просто чудо. И красавец, не находите?
Она снова окинула меня оценивающим взглядом, повторила в глубокой задумчивости:
- Странно, вы все же победили Тамплиера…
Мне ее тон показался чем-то подозрительным, я ответил с небрежностью:
- Так уж кости выпали.
Она покачала головой.
- Вы сильнее, - сказала она с непонятным выражением. - Мужчина должен быть сильным! Самым сильным.
Я ощутил неловкость, за спиной нехорошо поносить противника, сказал честно, теперь уже можно:
- Я не сильнее. Тамплиер все-таки сильнее.
Она удивилась:
- Это как?
- Да так, - ответил я кротко. - Просто сильнее. Как по вере, так и по мышцам.
- Но вы же его победили?
- Победил.
- Так что же?
Я вздохнул.
- Победить можно по-разному.
- А как победили вы? Подрезали его коню подпруги?
Я покачал головой.
- Такой примитив заметят сразу после поединка.
Она прищурилась.
- А что, - спросила она ехидным голосом, - была такая мысль?
Я развел руками, уклоняясь от прямого вопроса.
- Мало ли какие мысли приходят даже в такую умную голову, как моя. В мыслях мы все грешим, хоть и не должны. Но наяву я осторожнее, так просто не попадусь. Вы не заметили, что я человек тонкий? Просто невероятно, какой тонкий?
Она фыркнула мне:
- Вы? Тонкий?… Не тоньше, чем вон то бревно!… Нет, даже вот то, что свалилось под своей тяжестью. И от старости. И трухлявости.
- Ага, - сказал я с самодовольством, - начинаются колкости! Потом взаимная вражда, затем медленное и поэтапное примирение, в конце концов оказываемся в одной постели. Под одним одеялом. В жарких объятиях, сгорая от пламенной и всепожирающей страсти… Ну, почему всегда так одинаково?
Я горестно вздохнул, она испепеляла меня взглядом.
- Мечтайте, мечтайте, - произнесла так, как говорила бы Снежная королева. - Все-таки как вы сумели одолеть сэра Тамплиера?
- Заронил сомнение, - объяснил я. - Человек он честный, к себе относится с той же строгостью, как и к другим… а то и более строго. Я обвинил его в гордыне, а в гордыне вообще-то можно обвинить любого. Тем более рыцаря. Все рыцарство выросло из гордыни!… Только мы ее маскируем так, что даже сами забыли, что это и есть гордыня… Тамплиер по моей наводке отыскал ее в себе, усомнился в своей непорочности, и это позволило мне выбить его из седла.