– Чтоб меня крылатки заклевали! – заорал Багник и со всей силы стукнул себя по лбу огромной ладонью. – А ведь правду говоришь, хозяюшка! А ведь правду!

– Завязывать тебе надо из клюквы да морошки брагу гнать! – Урсула стряхнула со своего башмака грязь. – А то и себя скоро в отражении не узнаешь! А ну неси скорее мне сына своего, пока вы его, дураки, не загубили! Запеку в печи, послезавтра придёшь ко мне – он как новенький будет!

Дух подскочил и радостно прыгнул в трясину:

– Сейчас, хозяюшка! Сейчас!

– Постой! – окликнула его Урсула, когда голова Багника почти погрузилась в болото по самые бегемотьи уши. – А с чего это горькая твоя такую крепость заимела, что ты в беспамятстве неделю здесь провалялся?

– Да это бабка Мора мне насоветовала в брагу сахару своего чудотворного добавлять. – Болотник высунулся из трясины. – Пей, говорит, хоть ведрами, а голова болеть не будет…

– Ну и как, не болит голова-то? – спросила старушка и прищурилась.

– Болит, как же не болеть, – дух опять обиженно надул губы. – Зато с её сахаром в браге сплю как мёртвый и сны залихватские вижу.

– Залихватские, значит? – Урсула задумалась. – Ну давай торопись за сыном, чтобы поздно не было! Торопись!

Багник исчез в зловонной топи, а Урсула вздохнула:

– Выходит, это баба Мора расстаралась… Ну что ж, поглядим ещё, поглядим…

Суматошные Матохи

Юсинь пыталась не прислушиваться к скребущим звукам, пробирающимся в её спальню через все щели. Но, чем дольше девочка их игнорировала, тем явственнее они становились.

«Ширк-ширк», – будто хотел представиться кто-то.

Юся же была занята: она силилась разгадать одну из самых сложных загадок. Почему Урсула выбрала именно её в свои ученицы? Почему именно она должна распрощаться со всем, что ей дорого и интересно, ради знаний, которые её не увлекают.

«Ширк-ширк», – опять раздался из кухни чей-то призыв.

Юсинь, запретившая себе думать, что это и впрямь могли быть суетливые Матохи, зажала уши руками.

– Мыши! Обыкновенные мыши, – произнесла она вслух и внезапно спохватилась. Если это действительно грызуны – кот-охотник давно бы с ними разобрался, – а если на кухне скребутся Матохи… Значит, в скором времени их ожидает изюмная приманка от Рыськи или, что ещё хуже, яд от Урсулы… – Ладно! – сказала Юся и высунула из-под одеяла босые ноги. – Посмотрю, что там такое…

Девочка на цыпочках подошла к двери: в доме было темно. Вышла из комнаты.

«Ширк-ширк», – упрямо скребся кто-то.

Ведьмина кухня, вся в аккуратно подвешенных за хвостики травах и кореньях, хвасталась красивыми и редкими чашками, чайничками, маленькими блестящими кастрюльками, начищенными сковородками, половниками и сахарницами. Но центральное место здесь занимала кирпичная печь с чугунной четырёхконфорочной плитой. Именно ей Юся отчего-то неловко поклонилась, когда впервые сюда попала.

«Ширк-ширк», – теперь звук был совсем рядом.

Юсинь подкралась к печи и неуверенно заглянула в то тёмное пространство, которое оставалось между ней и стеной.

«Ширк», – повторилось снова. И Юсинь показалось, что её приглашали вовсе не знакомиться, а играть…

– Я не обижу, – произнесла Юся извиняющимся тоном. – Я хочу посоветовать не шуметь. Хозяева дома злятся.

Ответа не последовало, и Юсинь ощутила себя настоящей идиоткой.

А может, Рыська просто потешался над ней, рассказывая о проделках суматошных Матох? Невозможно себе представить, что в Мире Живых, где на одно загадочно-волнующее происшествие отыщется два десятка банальных объяснений, бок о бок с людьми обитают невидимые золотые жуки. Непрошеные гости из Страны Туманов.

Юся стояла посреди ведьминой кухни в одной ночной рубашке, в окружении диковинных предметов и чувствовала своё сходство с мандарином, по ошибке упавшим в наваристый бордовый борщ. Юся чувствовала, что она здесь чужая.

– Ну, Рыська, ну, выдумщик, – девочка помаялась ещё немного в своей неудобной растерянности, вздохнула и уже собралась уходить, когда вдруг из-за печи вынырнуло множество карманных солнц. Жужжа, как гигантские африканские пчёлы, они осветили тыквенные волосы и бледную кожу Юсинь золотым светом, превратив ее в сверкающую ночную фею.

– Мамочка! – вскрикнула Юсинь и зажала себе рот ладошкой.

Матохи действительно имели сходство с жуками. У них были крылья, тонкие лапки и усы. Разумеется, они тоже летали, но на этом сходство заканчивалось. Главное, чему тут же поразилась Юсинь: у Матох (теперь не оставалось сомнений, что это они) были младенчески любознательные лучистые глаза. Они уставились на неё с разных точек и, очевидно, чего-то ждали.

– Боже мой, я их вижу, – прошептала Юсинь. – Я вижу Матох… Неужели это означает, что я ведьма?

Некоторые золотые шарики отважно подлетали к самому Юсиному носу, другие кружили над головой, отчего волосы Юси наэлектризовывались. А один жук, желая стать особенным, уселся девочке на плечо.

– Вы не скребитесь, пожалуйста, слишком уж шумно, – сказала Юсинь и отметила про себя, что её голос стал совершенно кисельным. Таким обычно говорят те, кто был вынужден долго молчать. – Вы доставляете Рыське немало хлопот, и если не перестанете этого делать, то вам… вам не поздоровится…

Матохи переглянулись, прожужжали друг другу что-то невнятное и неожиданно разлетелись по разным углам.

– Нет-нет, я вас не пугаю, – Юсинь старалась говорить как можно мягче. – Я лишь хочу вас предупредить…

Но Матохи не слушали. Может, имя Рыськи их так напугало, а может, что-то другое, но они, словно потеряв способность к полёту, принялись биться о чашки и чайники, о кастрюли и сковородки. Они сталкивались друг с другом, падали и снова взлетали. И самое страшное, что вместе с ними упали, разбившись, изумительно красивое блюдце и кофейная чашечка.

– Что вы делаете? – ужаснулась Юсинь. Ей хотелось кричать, но она боялась разбудить Рыську или крылаток. – Вы же всё здесь побьёте!

Юся до конца не была уверена, что Матохи способны понимать человеческую речь, но она верила, что любое существо непременно поймёт интонацию. Когда Матохи начали лихорадочно чихать на блестящие поверхности кухонной утвари, пачкая её копотью (в точности как рассказывал Рыська), Юсинь хлопнула в ладоши и вместе с глубоким вздохом, набрав в себя храбрости, как можно строже приказала:

– Сейчас же остановитесь!

Матохи перестали чихать и оцепенели…

Поюха в опасности

Ырка совсем замёрз – воспоминание об обманувшей его девушке вонзалось в уже не бьющееся сердце болезненной занозой, забирая по крупицам силы и желание смотреть на мир без обиды и злости. Ырка не помнил своих родителей, не помнил старшего брата, не помнил друзей, не помнил даже смерти, на которую сам себя обрёк, – но лицо девушки, которая отказалась принять его любовь, он не мог выбросить из своей чёрной головы ни на секунду.