— Второй столик от первого окна, высокий блондин с кривым носом.
Я кивнул и приказал принести ему пепельницу и еще одну рюмку коньяка, мельком глянув в сторону указанного Земе- линым офицера. Я сразу узнал его и был несколько шокирован, так что вторая рюмка коньяка оказалась очень кстати.
В роли русского шпиона я ожидал увидеть проворовавшегося интенданта или кого — нибудь из охраны штаба. Но то, что русским шпионом окажется заместитель Штадле, СС-гауптштурмфюрер Райхель, это ввергло меня в состояние шока.
* * *
Почему Райхель? Как это могло произойти? Я знал, что есть солдаты и унтер — офицеры, — в основном из числа лиц с коммунистическим прошлым, — которые связаны с партизанами и даже передают им оружие и боеприпасы. Это были, как правило, военнослужащие тыловых частей вермахта. Но тут — офицер СС и СД, заместитель начальника оперативного отдела штаба Высшего руководителя СС и полиции «Руссланд — Митте». Подобное у меня просто не укладывалось в голове!
Поэтому я забрал Земелина с собой на базу-500. Мы улетели «шторхом» тем же вечером, а ночью я учинил ему строжайший допрос. Я несколько раз заставил Земелина повторить детали его пленения.
— Первая рота при переходе через шоссе попала в засаду, я был ранен и отстал от группы, — устало повторял Земелин. — Я решил пробраться в ближайшую деревню, где хотел укрыться у надежного человека. У меня был с собой действующий пропуск из гебитскомиссариата: будто бы я приехал продукты обменять. Ну и паспорт советский с настоящей пропиской и отметкой гебитскомиссариата, все как положено.
— И что же, пропуск вызвал подозрения?
— Нет, что вы! Хороший пропуск, надежный. Только полицаи его и смотреть не стали: избили, посадили в машину и отправили в Минск. Пропуск и паспорт, само собой, у них остались. А здесь, в Минске, меня сразу в эту камеру бросили.
— И вы ничего не пытались объяснить?
— А никто и не спрашивал. Мне переводчик, что приходил с офицером СД, объяснил, что из этой камеры всех от- правят утром на расстрел как заложников: дескать, немца какого — то убили и есть приказ расстрелять пятьдесят человек. Короче, никаких шансов! Так что как я вас увидел, тут же понял: вы моя единственная надежда.
— А почему я вам должен верить, Земелин? — поинтересовался я. — Что, если вас решил к нам внедрить Федорцов?
— Да уж, внедрился удачно, нечего сказать! — мрачно усмехнулся Земелин.
— Но вы сами понимаете, что ваше обвинение в шпионаже в пользу русской диверсионной группы, выдвинутое в адрес офицера СД, звучит само по себе неправдоподобно? — спросил я.
— Совсем неправдоподобно, — согласился Земелин. — Только если считать, что этот самый офицер СД действительно тот, за кого себя выдает. А это совсем не так!
— Вот как! И кто же он на самом деле?
— На самом деле он заместитель командира разведгруппы отряда дяди Вовы сержант госбезопасности Андрей Сибирцев, — сообщил Земелин.
— Каким же образом он вдруг стал офицером СД?
— Вы, конечно, можете мне не поверить, но это истинная правда, — вздохнул Земелин.
— Еще в июне командир приказал провести диверсию на железной дороге Минск — Барановичи. Выбрали участок с поворотом. Дорога тогда еще практически не охранялась, поезда ходили с большой скоростью, — не пуганые были, — так что заложили «рапиду» на повороте без затруднений, эшелон весь ушел под откос. Разведчики пошли прочесывать разбитые вагоны: добить раненых, документы собрать. И приволокли немца, офицера СД. Тот почти не пострадал, только лицо разбил и сломал нос. Когда Сибирцев его вязал, то немец умудрился ему сапогом в лицо заехать. У Сибирцева тоже нос оказался сломан, так что наши над ним даже подшучивали: дескать, вы теперь близнецы — братья, только у немца нос направо свернут, а у тебя налево, — только так и различишь.
— И что, они действительно так были похожи? — удивился я.
— Ну, не совсем, конечно… Одного роста почти, телосложения. Овал лица, цвет волос и глаз — тоже одинаковые. Ну, а нюансы на разбитых физиономиях не разглядишь. Видимо, командиру тоже такая мысль в голову пришла. Сибирцев перестал ходить на задания, все больше в землянке Федорцова пропадал, а немец так вообще оттуда не выходил. В общем недели через три немца отправили с группой через линию фронта. Помню, вызывали к Федорцову портного — был у нас еврейчик один, Абрам Лазаревич; видать, он мундир немца под фигуру Сибирцева подгонял. А потом мне приказано было Сибирцева провести к хутору под Столбцами, где надежный человек жил. Сибирцев одет был как обычно, но с собой нес большой чемодан. Я еще удивился: с вещмешком сподручнее ведь по лесу передвигаться. Ну, довел его до хутора, а дальше он сам. С тех пор я его не видел… до сегодняшнего ужина в столовой СД.
— Фамилия хозяина хутора, — потребовал я.
— Василь Падевский. Я так понял, что его НКВД еще до войны завербовало, большим доверием у Федорцова он пользовался.
— Я полагаю, что Падевский не единственный большевистский пособник, которого вы знали. Берите лист бумаги и перечислите всех, кого вы знаете как партизанских шпионов.
Земелин покорно взял лист бумаги и написал восемь фамилий с подробным описанием: что именно и когда они делали для партизан.
Я допрашивал Земелина до самого утра, затем меня сменил Рудаков. Я приказал ему не позволять Земелину спать и вообще расслабляться до особого распоряжения и отправился отдыхать.
Утром я принял меры по проверке показаний Земелина. Как выяснилось, он действительно был задержан солдатами 266–го полицейского батальона в деревне Полонь недалеко от Ганцевичей. Батальон был латышский, поэтому полицейские не церемонились со всеми, кто имел несчастье попасться им на глаза. В этом свете история с отобранными надежными документами выглядела вполне достоверно: если бы у латышей возникли малейшие подозрения, что в их руки попал партизан, Земелина в лучшем случае немедленно расстреляли бы.
Так же в первую очередь следовало проверить Падевско- го, и с этой целью я связался со Штадле. Я сообщил ему, что от разведывательных источников поступила информация: владелец хутора под Столбцами, некий Василь Падев- ский, является агентом партизанской разведки. Я попросил Штадле по каналам СД проверить личность Падевского. То, что мне сообщил Штадле, меня поразило.
— Я полагаю, что ваш источник либо добросовестно заблуждается, либо хочет свести личные счеты, а то и скомпрометировать надежного человека, — безапелляционно заявил Штадле. — Господин Падевский отмечен личной благодарностью генерального комиссара Вайсрутении за спасение жизни немецкого офицера, а также награжден денежной премией и коровой.
— Вот как? При каких обстоятельствах это произошло?
— Падевский обнаружил в лесу раненого немецкого офицера из разгромленного партизанами эшелона. Рискуя жизнью, он переправил офицера в свой дом, прятал его от часто заходивших на хутор партизан и лечил в течение более чем трех недель, после чего с помощью появившегося на хуторе подразделения вспомогательной полиции переправил его в Минск.