Это прозвучало так неожиданно, что ее лицо снова вспыхнуло. Она была рада темноте, тому, что он не может этого увидеть. К тому же стоял густой туман, лизавший кожу, словно холодным языком. Асфальт стал влажным и липким. Они пересекли мост и спустились по ступенькам. На улицах было полно машин, но тротуары опустели, едва скрипачка и ее друг удалились от станции. Казалось, Аксель забыл о ее существовании, словно они были двумя одинокими незнакомцами, случайно идущими домой одним и тем же маршрутом. Когда они подошли к воротам «Школы», он уже обогнал Алису на несколько ярдов. Она вдруг испугалась, что он может зайти в дом и захлопнуть дверь прямо у нее перед носом. Но вместо этого он пропустил ее вперед, придержав дверь, пока скрипачка не зашла внутрь.
Скорее всего, план Джаспера был заранее обречен на неудачу. Он собирался открыть давно забитые отверстия в полах, размотать веревку колокола и вновь спустить ее в раздевалку. Пока на верхнем этаже жил только Джед со своим Абеляром, это казалось вполне решаемой задачей. Сейчас, к примеру, Лори вообще отсутствовал. В «третьем классе» проживал Джарвис, и операция по спуску веревки рядом с дверью его спальни могла превратиться в опасное приключение. Но хозяин дома уехал, а комнаты Тома и Алисы находились в другом крыле здания. Правда, веревка свисала бы довольно близко от двери Джеда, но в том углу было темно, а кроме того, Джаспер был совершенно уверен, что Лори никогда туда не заглядывает.
Но накануне Тина рассказала сыну, что в доме появился новый жилец, снявший кабинет рисования и бывший пятый класс. Она упомянула об этом между прочим, просто для поддержания разговора. Мальчику эта новость не понравилась. То, что наверху появился еще какой-то тип, совершенно не входило в его планы. Впрочем, как разумно заметила Бьенвида, все зависит от характера человека. Если он такой, как их мать, то нипочем не увидит веревки, а вот если как бабушка – не только увидит, но и поднимет шум. Точно так же поступили бы Джарвис, Брайан или Дэниэл Корна. А такой человек, как Том, – ни в жисть.
Теперь Бьенвида со своей Каролиной и Джаспер с фонариком стояли в коридоре перед дверью в бывшую школьную лабораторию, слева от последнего лестничного пролета. На нижних этажах горел свет, поэтому здесь было пусть и сумрачно, но не совсем темно. Они скатали часть ковровой дорожки и с помощью отвертки, забытой у них Дэниэлом, вешавшим Тине полку на кухне, открыли люк. На деньги, подаренные ему Сесилией на Рождество, Джаспер купил новый фонарик. Теперь он посветил им в темную дыру. Внизу была лишь древесная труха и паучьи гнезда.
– Видишь, в потолке следующий люк? – сказал мальчик сестре. – Открыть его будет легче легкого, если, конечно, никто нам не помешает.
Как только он это произнес, они услышали, как открылась и закрылась входная дверь. Второй целью их визита на верхний этаж было подглядеть, что это за новый жилец объявился в их доме. Джед был в саду с Абеляром, их мать ушла, а Алиса, насколько дети знали, сидела с Томом в его комнате, так что это мог быть только он. Джаспер торопливо закрыл люк, Бьенвида раскатала дорожку, и оба они шмыгнули в самый темный угол коридора.
Мальчик полагал, что таинственный пришелец, ступив на лестницу, зажжет свет на своем этаже. Тогда они с сестрой спрячутся за дверью лаборатории и подсмотрят за ним в щелку. Но свет не зажегся. Слышались только шаги двух пар ног.
В коридоре появилась Алиса, первой поднявшаяся по лестнице, и быстро пошла к кабинету рисования. Потом показался мужчина: высокий, темноволосый, бородатый, в черном длинном пальто. Джаспер узнал в нем Акселя Джонаса и прикрыл рот ладонью, чтобы удержать рвущийся наружу крик.
В кабинете рисования была раковина. Аксель достал из шкафчика под ней бутылку виски и три стакана, в один из которых набрал воду. С потолка в центре свешивалась тусклая лампочка без абажура. В комнате было холодно и пахло сыростью. Носком ботинка мужчина ткнул в выключатель тепловентилятора.
Один стакан он протянул Алисе, плеснул туда на два пальца виски и добавил воды. Его гостья не любила виски и сама никогда не стала бы его пить. Себе он приготовил такой же напиток – то же количество и в таком же стакане. Присесть здесь можно было только на стулья из полированной сосны с жесткими прямыми спинками. Джонас показал пальцем на один из стульев, а сам опустился на другой с противоположной стороны стола. Обстановка была до крайности неуютной: холод, шум вентилятора и подслеповатая лампочка, покачивающаяся от сквозняка.
Верхнюю одежду они не сняли. Алиса поднесла стакан к губам, но Аксель удержал ее руку.
– Погоди. Давай выпьем за нас, – сказал он.
Они чокнулись. Звук вышел неожиданно чистым и мелодичным для дешевых стаканов. Лицо Джонаса оставалось серьезным, почти грустным.
– За чьего-то любовника.
– За тебя, – ответила скрипачка – ничего другого ей в голову не пришло.
Виски, казавшийся таким ледяным в стакане, обжег рот и прокатился по горлу струйкой пламени. Алиса не сумела подавить дрожь, как не смогла и удержаться от оправданий:
– Но я же не говорила, что у меня никого нет. Значит, я не врала.
Она надеялась, что ее друг улыбнется, но он этого не сделал. Виски ударил ей в голову, которая начала кружиться, и молодая женщина почувствовала, что становится безрассудной.
– С чего ты вообще взял, что я все должна тебе рассказывать? О себе ты ничего не говоришь, – начала она сердито, но затем немного опомнилась. – Ну, ладно, кое-что говоришь. Но я не могу в это поверить, да и никто бы не поверил.
– Во что именно?
– В то, что ты – сумасшедший. И в то, что ты ненавидишь метро. Кстати, ты на самом деле фотограф?
– Посмотри, здесь везде мои фотоаппараты.
Под портретом молодой женщины стоял стол, на котором лежали две камеры и еще какое-то фотографическое оборудование. Алиса посмотрела туда и покачала головой.
– Ладно, хорошо. Ну, а твой «медведь»? – попыталась отшутиться она. Ей вдруг вспомнились слова Сесилии, пересказанные Тиной, и она кивнула на портрет. – Как ты думаешь, я на нее похожа?
Джонас разозлился – это было заметно, на его лице остался лишь мертвый, остекленевший взгляд.
– Нет, – ответил он. – Ни капли. А тебе что, сказали, что между вами есть сходство?
Алиса кивнула. Возможно, кротость в ее глазах смягчила ее собеседника.
– Это портрет Марии Замбако кисти Берн-Джонса. Он любил ее, и это сразу заметно, правда? Ну, может быть, немножечко ты на нее и похожа, – лицо Акселя чуть оттаяло, глаза просветлели. – Есть что-то общее. Кто знает, может быть, именно поэтому ты мне и нравишься?
Последнюю фразу он произнес так, словно спрашивал самого себя.
Скрипачка была ужасно довольна. Даже больше: она вдруг почувствовала безмерное счастье. Ей больше не хотелось спрашивать ни о медведе, ни о том, почему он сюда переехал, ни о его праздном, бездельном образе жизни – все стало совершенно неважным. Наверное, он понял это по ее взгляду.