— Здорово, Гибон, — сказал Художник. — Да ты не напрягайся, — с усмешкой разглядел он толпу сопровождавших. — А то у твоих гладиаторов ладони на рукоятках вспотели.
— О себе больше думай, — буркнул Гибон.
— Ладно. Базара хотел, так базарь.
Начался обычный разговор. Гибон был немногословен, он ронял все так же презрительно слова, смысл которых сводился к следующему: мол, вы, лимита, откуда взялись? Мол, эта заимка давно застолблена была за торгуевскими.
— Так то за торгуевскими. А ты кто такой? — спросил Художник.
— А мы под вором Разгуляем.
— Вот именно — под… Твое место всегда быть «под».
— Вот… — Гибон сдержал ругательство.
— С «Акраме» у нас давние связи. А ты вообще не знал до недавнего времени, кто такой Маничев и как его по отчеству кличут. Он же давно хотел перебежать к нам. И сейчас хочет.
— Чего овца хочет — не волнует, — отрезал Гибон.
— Нет Гибон, тут ты мимо пролетаешь. Смирись и не обостряй ситуацию.
— Нет Художник. Крови хочешь — будет кровь. Еще не раз пожалеешь.
— Значит, пожалею, — кивнул Художник и поднял руку.
А потом неожиданно бросился прыжком в сторону и завалился в яму — это укрытие они присмотрели загодя.
Взрывом слизнуло и самого Гибона, и его быков. Рванула машина Художника. Направленный взрыв. В капоте «Жигулей» была заложена мощная взрывчатка, усиленная железяками.
Тут же багажник другой машины распахнулся, из него высунулся Шайтан с автоматом. И руднянские рассыпались по земле, занимая позиции.
Эффект неожиданности был так разрушителен, что из двадцати пяти реутовских двенадцать человек рухнули сразу. Остальные бросились врассыпную. Ни о каком сопротивлении никто и не думал. Одна мысль владела людьми — бежать, скрыться. Разгром был полный.
Художник, выбравшись из ямы, где его не накрыло взрывной волной, подошел к трупу Гибона, присел рядом с ним на колено.
— Тупой. А в авторитеты лез, — усмехнулся он, переворачивая труп.
— Беда, когда прапорщик вздумал стать генералом, — отметил Шайтан.
— Ювелирная работа, — Художник кивнул на развороченную взрывом машину. — Талант.
— Пора двигать отсюда, — кинул Шайтан. — Будильник тикает.
— Тикает, — Художник посмотрел на часы. — Сматываемся. Предстояло скинуть в укромном месте оружие. И разъехаться. Трупы похоронят другие — подмосковная милиция. Такой разбор не скроешь. Да и из леса кто-то из очухавшихся борцов мог врезать из пистолета.
— Отваливаем в темпе! — крикнул Художник…
Художник отбросил рисунок. Он не мог сосредоточиться ни на рисунке, ни на мыслях о предстоящей стрелке с Киборгом. Где-то в груди будто засела заноза. Он чувствовал, что завтра что-то должно пойти не так. Однажды мир должен обрушиться, расколоться, как на рисунке. Он ждал этого момента давно. И сейчас предчувствия тянули душу. Ему было тесно. И перед ним толпились воспоминания, от которых он никак не мог избавиться.
После того как убили дядю Лешу, Галка стала сама не своя. Она постоянно впадала в оцепенение. Сильно запила.
Когда Художник надумал бежать из города, решил прихватить и ее. Все равно фирмы интимуслуг, которые она содержала, прикрыли.
В Москве она снимала трехкомнатную квартиру, в которой царил страшный беспорядок. Новый красный «Опель» она расколотила. И чем дальше, тем с ней было хуже.
— Боюсь, подведет она нас, — покачал головой Художник.
— Да. Наша Мурка вразнос пошла, — согласился Шайтан.
— Предложения?
— На ней сегодня никаких серьезных дел не завязано, — мазнул рукой Шайтан. — Балласт. А балласт куда?
— В пучину черную.
— Дозу героина в руку. Случайная смерть.
— Она не колется, — поморщился Художник.
— А кто это знает?
— Уговорил.
Шайтан обычно выполнял свою работу с бесстрастностью и точностью ЭВМ. Единственный сбой был, когда везли в последний путь дядю Лешу. Но потом нареканий к нему не было. И Художнику иногда хотелось представить, с каким лицом Шайтан вогнал бы ему нож в живот… Нет, до этого не дойдет. До того, как Шайтан решится на такое, Художник ним расстанется.
На следующий день Шайтан приехал к Художнику. В портфеле у него был сверток. Он развернул его и продемонстрировал шприц, наполненный прозрачной жидкостью. И заверил.
— От этого героина она сразу улетит и не вернется.
— Хорошо, — кивнул Художник. Набрал номер телефона. — Галка? Привет, ласточка.
— Художник, — она была пьяна, но не в дым, а привычно — Я наконец поняла. Я тебя не люблю.
— Ты разбила мне сердце, — усмехнулся он.
— Я поняла больше. Я тебя ненавижу.
— Ты заболела?
— Да пошел ты…
— Вот что, принцесса. Нам надо кой-чего обсудить. Сейчас Шайтан заедет за тобой. Мы посидим в кабаке. Обсудим дела наши грешные.
— На фига?
— Потому что я так сказал, Галка, — отрезал он.
— Ладно, — слова его, как ком снега на щеки, отрезвили ее.
— Оденься поприличнее. И подкрасся. На что похожа стала. На людях с тобой стыдно показаться. Швабра, ей-богу, какая-то, — уже более мягко произнес он.
— Хорошо.
Он кивнул Шайтану:
— Давай, работай… Шайтан позвонил через час.
— Ну, — устало спросил Художник. — Сделано?
— Нет.
— Что?
— Она исчезла.
— Как?
— Машины ее нет. Шмотки забрала.
— Ты хочешь сказать, что…
— Эта тварь поняла…
— Да, это серьезно.
— Надо ее найти, — сказал Шайтан. — Во что бы то ни стало. Представляешь, какая это забота?
— Взбесившаяся девка — это кобра, которой наступили на хвост.
Но найти ее не удалось. Зато при проведении одной финансовой операции руднянских нагрели на двадцать пять тысяч баксов. Тот, кто проводил эту операцию, прекрасно знал, как это сделать. Но для этого должна была произойти из команды утечка информации.
— Не Галка подгадила? — спросил Художник.
— Может быть, — кивнул Шайтан.
Начались и другие неприятности, которые могли произойти с ее подачи. Найти ее в Москве не удавалось. Через некоторое время один из доброжелателей напел, что она очутилась в лапах давних врагов — Киборга и его команды. И кинули на те четверть сотни тысяч долларов именно они.