Теперь уж все спали во дворце: кто похрапывал, кто посапывал, кто просто тихонько дышал в две дырочки.

Спали все. Кроме Полл. Она ускользнула от бдительной мамаши Кодлинг, пока та не отправила её в кровать, и стала готовиться к подвигу. Сперва Полл зашла к Серебрянке – сказать ей спокойной ночи. Однако птица чистила пёрышки и не обратила на девочку никакого внимания. Полл вышла из клетки, чувствуя себя одинокой, никому не нужной и очень маленькой.

Мир же вокруг был огромен, и где-то в нём жил Прядильный бес. Но где искать его дом? Куда идти? Сам-то он сейчас прядёт лён, Доллечкин урок, хочет задёшево купить её жизнь. Но долго он во дворце не задержится. Если в том году за полчаса спрял, то нынешний рекордный урожай займёт у него ну… от силы час. Выведывать имя у него самого без толку – захихикает, захохочет, только голову заморочит. Значит, и встречаться с ним лицом к лицу незачем. Куда лучше отыскать его дом, прежде чем сам он туда вернётся, спрятаться где-нибудь поблизости и навострить уши: вдруг те, с кем он живёт, назовут его по имени?

Из сада, от клетки с Серебрянкой, Полл видела все дворцовые окна. Светилось одно: в комнате, где заперли Долл. «Он, верно, ещё прядёт», – подумала Полл. Не лучше ли дождаться, пока он закончит, и подсмотреть, куда пойдёт? Да, это самый лучший план. Полл уселась на землю, обняв руками колени. Взошла луна, захлопали мохнатыми крылышками ночные мотыльки, пронеслась мимо белая сова, вдвое сильнее запахли на клумбах левкои. А потом Полл уснула – сама не заметила как. Спала недолго, но луна, когда она открыла глаза, была уже высоко, и свет в Доллечкином окне не горел. Далёкие колокола кромерской церкви били полночь.

«Вот балда! Такой случай упустила! Беса-то, верно, уж и след простыл! – корила себя Полл. – Интересно, что теперь делать?» Она чуть не расплакалась от досады. Придётся начать поиски, даже не зная, в какую сторону идти: то ли на север, к Велсу, то ли на юг, к Кайстеру, то ли на запад, к Эйлшэму, то ли на восток – к морю. Коленки у Полл затекли, и она оперлась рукой о землю, помогая себе подняться. Пальцы её наткнулись в траве на что-то твёрдое. Ракушка! Та, что сама приплыла сегодня к Чарли Луну. Полл приложила её к уху и услышала вздохи ветра и шуршанье прибоя.

Ветер! Он же всюду летает, обо всём знает. Он проникает в самые укромные уголки и никому от него не спрятаться. Можно не впустить к себе солнце, можно спрятаться от дождя, но от ветра никуда не деться. Он проникает в щёлки, в замочные скважины, в печные трубы. Ветер наверняка побывал там, где живёт этот хитрый бес. Хоть разок, да побывал. Научиться бы языку, на котором говорит ветер! Он подскажет, куда идти, а ракушка нашепчет его слова прямо мне на ухо.

– Шшш-ччч, – бормотала раковина, – шум шхер, чёлн мечты…

Полл зажмурилась и стала говорить в перламутровую глубь глухим голосом, веря, что такие звуки покажутся раковине понятными, и она ответит.

Ра́кушка-раку́шка, ра́кушка-шептунья,

нашепчи мне имя колдуна-колдуньи,

чтоб не смел у нас отнять дорогих и близких,

имя мне скорей скажи злобных бесов низких…

Ра́кушка-раку́шка, ра́кушка-шептунья,

мне на ушко нашепчи, подскажи, вещунья…

– Шшш, – бормотала своё ракушка, – шум шхер, ччч, чёлн мечты…

А может, слова лишь померещились Полл? Ракушка опять говорила прежним непонятным, недоступным для людей языком.

И вдруг в тишину врезался совсем другой звук – резкий и пронзительный:

– Киу-киу – сиу-у-у-у!

«Птицы кричат над волнами, – решила Полл. – Носятся вдогонку за ветром и кричат».

– Кии-ууу!

Не из раковины же, в самом деле, слышен этот звук. Он долетал откуда-то со стороны. Полл давно держала глаза зажмуренными, и теперь они никак не хотели разлепиться. Наконец она их открыла. Всё кругом призрачно мерцало, колыхалось в лунном свете, и поначалу Полл разглядела лишь что-то серебристое – оно мелькнуло у самой травы, словно внезапно сделался видимым ветер. Но вот серебристая тень стала чётче, яснее… У Полл замерло сердце. Неужели?!

Серебристая серпоклювка, как огромная бабочка, летела над клумбами, чуть выше, чуть ниже, ещё повыше и – вниз, к самой земле. Полл с тревогой следила за птицей. Вот она приземлилась и прошла по росистой траве, как по мокрым водорослям, к фонтану. Напившись водицы, Серебрянка снова стала пробовать крылья.

– Тебе лучше! – ликующе прошептала Полл. – Ты здорова! Ты летаешь!

На этот раз птица взобралась ещё выше по лунному лучу и заскользила в воздушной струе, лёгкая и грациозная. Минуты шли, а причудливый, изящный танец длился и длился то в воздухе, то на земле; с каждым разом Серебрянка взмывала всё выше и держалась на крыле всё дольше.

И вот она, как видно, окончательно уверилась в своих силах и поднялась так высоко, что Полл едва различала на ночном небе серебристую искру.

Приложив руки рупором ко рту, она крикнула вдогонку птице:

– Не улетай! Не улетай! Серебрянка! Серпоклювочка! Покажи мне дорогу! Проводи меня!

И птица, как падучая звезда, устремилась вниз, а потом… Полл так и не поняла: сама ли она стала величиною с мышонка или Серебрянка выросла в огромного среброкрылого ангела. Она почувствовала лишь, что объята потоком лунного света и её уносит вдаль – невесомую, точно пёрышко.

Глава XIV
Голова дырявая

По морю, от полосы прибоя до самого горизонта, тянулась дрожащая лунная дорожка. На мелководье у берега она была пошире, а дальше всё сужалась, покуда не протыкала небо сияющим остриём. Чарли завершил свои дневные труды. Вытащил лодку на сухой песок, поужинал остатками пудинга с изюмом и достал из кармана дудку. Заслышав знакомые звуки, к нему вперевалку заспешили три топорка: они надеялись, что Чарли сыграет плясовую и они потанцуют. Чарли вольготно улёгся на спину, шуганул назойливых дружков парочкой пронзительных посвистов, а потом уселся и спел им песенку, под которую они и станцевали чинно и неуклюже, очень, однако, довольные собой. Чарли же кивал головою в такт, причём при каждом кивке из волос его высыпалась струйка песка.

Три весёлых чайки

Обожают сайки,

А пузаны-топорки

Обожают крендельки.

Набивают ими пузо

И вышагивают грузно,

Набивают ими брюшко,

Аж трещит у них за ушком.

Лопнут скоро животы

От любимейшей еды.

Ненасытные утробы!

Вредно кушать столько сдобы!!!

Наконец все трое разом остановились, склонив головки набок. И вдруг откуда-то с неба до них долетел далёкий голос:

– Чар-ли-и-и! Чар-ли-и-и!

Топорков точно ветром сдуло. А Чарли сунул свистульку в карман и встал, вглядываясь в ночные небеса. Вот вдали показалось гонимое ветром облачко. Ветром? Нет, пожалуй, не ветром. Никогда прежде не видел Чарли, чтоб облако неслось по небу с такой быстротой. Оно приближалось, росло с каждой секундой, и вот уже понятно, что это вовсе не облако, а огромная птица с девочкой на спине. Ещё несколько взмахов серебристых крыл, и они приземлились около Чарли.