– Пока не нужно, – отказался Катон. – Хотя потом, возможно, пригодится. Давайте попробуем его просто разговорить. Найди Децимуса и попроси принести какой-нибудь еды и воды, а также вина для меня и центуриона.
Требеллий развязал веревки, и силур со стоном рухнул на землю. От удара у него перехватило дыхание. Декурион отправился выполнять приказ, а Требеллий убрал из-под локтей пленника древко копья, освободив ему руки. Силур лежал на боку, корчась от боли. Наконец к нему вернулась способность нормально дышать, и тогда, справив малую нужду, он с трудом добрался до стены и сел, прислонившись к ней. Все это время варвар не сводил с римлян горящего ненавистью взгляда.
Доев похлебку, Макрон отодвинул миску в сторону и вытер рукой рот.
– Послушай, – обратился он к другу, – по-моему, мы этому типу не нравимся.
По губам Катона пробежала легкая улыбка.
– А мы притащились в такую даль, чтобы поделиться благами цивилизации, – не унимался Макрон. – И вот как нас отблагодарили. Иногда мне кажется, варвары не заслуживают усилий, которые мы прилагаем, желая придать им человеческий облик. Что собираешься делать с этим уродом, когда Требеллий закончит работу?
– Думаю, декуриону с этим парнем не справиться, – откликнулся Катон, в задумчивости постукивая костылем по сапогу. – Крепкий орешек, ничего не скажешь. Придется взять его с собой. Привяжем к мулу, а когда доберемся до Брукциума, допросим еще раз. Наверняка в гарнизоне у Квертуса имеется заплечных дел мастер.
Силур стрельнул глазами в сторону Катона, и префект заметил, как его лицо исказилось от страха. Это длилось лишь мгновение, а затем пленник снова стиснул зубы, продолжая молчать.
– Видел, Макрон?
– А что?
– Как он отреагировал на имя Квертуса. Похоже, нас не обманули, и центурион действительно пользуется дурной репутацией среди местного населения.
Дверь в столовую открылась, и Требеллий пропустил вперед Децимуса с массивным деревянным подносом в руках, на котором стояли кувшин с вином, три самосские кружки, фляга с водой и небольшой кусочек хлеба. Поставив поднос на стол, он наполнил кружки вином и передал трем офицерам.
– Дай пленному воды, – приказал Катон. – И хлеба.
Децимус с опаской приблизился к силуру и встал на колени рядом. Вынув из фляги пробку, он поднес ее к глазам пленника. Силур мгновение помедлил, потом открыл рот, и Децимус стал его поить. Пленник жадно глотал воду, и она стекала по подбородку на грудь. Утолив жажду, он откинулся назад, а Децимус всунул ему в руку ломоть хлеба. Силур с трудом дотянулся до рта и, оторвав зубами кусок, стал жевать. Некоторое время Катон терпеливо ждал, затем попросил Требеллия перевести очередной вопрос:
– Спроси, как его зовут.
– Зачем тебе знать его имя? – нахмурился Макрон. – Ты же не в друзья к нему набиваешься?
– Погоди, Макрон, не мешай.
Катон подал декуриону знак, вновь предлагая перевести вопрос. Силур некоторое время колебался, соображая, как поступить, но, в конце концов, решился.
– Говорит, его звать Турр.
– Ясно. А я – префект Катон. – Катон постучал кулаком в грудь. – А этого ворчливого грубияна зовут центурион Макрон.
Принимая во внимание, что Требеллий в течение нескольких часов избивал пленника, Катон решил сохранить его имя в тайне и снова попытался найти слабое место силура. На вид тому было около тридцати, и Катон наугад задал следующий вопрос:
– Скажи, Турр, у тебя есть семья, любимая женщина?
Пленник откусил кусок хлеба и принялся старательно пережевывать, намереваясь выиграть время для размышлений. Катон ему не мешал, а Макрон молча наблюдал за сценой, прислонившись к стене со сложенными на груди руками. Покончив с трапезой, силур кивнул:
– Да, есть.
– И у меня осталась в Риме жена, – улыбнулся Катон. – Очень переживает и ждет не дождется окончания войны. Хочет, чтобы я поскорее вернулся домой. А может, она приедет ко мне в Британию, когда в провинции все успокоится и наступит прочный мир.
Турр внимательно слушал префекта, а потом заговорил сам.
– Он говорит, что все смогут вернуться к семьям только после ухода римлян с острова, – перевел Требеллий.
– К сожалению, все гораздо сложнее, – грустно покачал головой Катон. – Большинство племен уже стали нашими союзниками и признали господство Рима со всеми благами, которые оно несет местным жителям. Разумеется, за блага приходится платить определенную цену. Мы не можем бросить своих друзей на растерзание Каратаку и его войску. Скажу больше: репутация императора зависит от наведения порядка и установления мира в Британии, и неважно, какими жертвами этого достигнут и сколько потребуется времени. А тебе пора понять: если Рим поставил перед собой цель, она непременно будет достигнута, и нет силы, способной ему помешать. Переведи, Требеллий.
Выслушав переводчика, силур кивнул и снова заговорил на своем языке.
– Говорит, у римлян и силуров много общего: ни те, ни другие не подчинятся чужой воле. Впереди долгая война.
– Возможно, – пожал плечами Катон. – Только мне не верится. Римские солдаты – лучшие в мире, и исход войны не вызывает сомнений. Поверь, Турр, если силуры и дальше станут поддерживать Каратака, этот путь погубит их народ и не принесет обеим сторонам ничего, кроме ужасных страданий. Так не лучше ли посмотреть правде в глаза? И не выгоднее ли для силуров попытаться заключить мир с римлянами? И тогда я смогу вернуться к жене, а ты, Турр, воссоединишься с семьей. Разве не к этому мы все стремимся?
– Допустим, я согласен с вами, – печально улыбнулся пленный. – Да только что толку? Наши желания идут вразрез с намерениями вождей. И римский император, и Каратак не остановятся и будут вести войну до последней капли крови. Нашей крови. Так что придется сражаться.
– Ну, тебе, дружок, битвы больше не грозят! – снова встрял Макрон. – В любом случае, война для тебя закончилась.
Катон сделал вид, что не слышит слов друга, и внимательно следил за пленником. Последнее замечание силура внушало надежду. Значит, он разочаровался в своем вожде. Наверняка Турр не одинок, и многие соплеменники его поддерживают. Как и Турр, многие местные жители искренне откликнулись на призыв взяться за оружие, полагая, что борьба с Римом куда более достойное занятие, чем вечная междоусобица и бесконечные стычки с соседними племенами. Каратак знал, как вдохновить воинов, и гордые племена горцев с готовностью его поддержали. Однако вместо сражения на поле боя их впутали в затяжную, изматывающую силы войну, которая с каждым месяцем приносила все более горькие плоды. В отличие от профессиональных солдат римской армии, силуры были земледельцами и пастухами, и им не терпелось вернуться к семьям и теплу домашнего очага. Им до смерти надоело гоняться за римлянами по горам под ледяным дождем и пронизывающим до костей ветром. Катон решил, что настало время воспользоваться своим преимуществом.