Если эти типы пошли на убийство Вострикова, американцу грозит смертельная опасность. Михаил Моисеевич писем от Слободски больше не получал и не знал даты его вылета. Но все же надел очки, сел к компьютеру и отстучал тревожное письмо:
«Дорогой Алекс, стараясь помочь вашему предприятию, связанному с волей моего покойного отца, должен вас предупредить о серьезной опасности. Я наконец дозвонился в Екатеринбург, но поговорить с Николаем Спиридоновичем не мог. Вострикова нет в живых. Внучатая племянница, которую случайно застал в его квартире, подозревает, что старика убили. Начинаю связывать это убийство с нашей реликвией. Какие-то негодяи пытаются ее выудить. Мне за архив отца предлагали большие деньги, не исключено, по той же причине. Советую поездку отложить. Если мои доводы для вас звучат неубедительно, можете связаться с Мариной Сегунцовой, внучатой племянницей Вострикова. Прилагаю номер ее екатеринбургского телефона. Михаил Зелен».
Отправив письмо, Михаил Моисеевич запер квартиру изнутри на все замки и два дня на улицу не выходил. Но сегодня решил, что прятаться глупо, оделся, повязал горло теплым шарфом и отправился в милицию.
США. Нью-Джерси. 2000 год. Март
В гараже особняка на Форт-Ли после смерти Ивана Алексеевича Слободски осталось три лимузина: черный «Кадиллак», маленький спортивный «Форд» и любимая машина покойного хозяина – огромный «Линкольн».
Все они теперь принадлежали Алексу, но молодой Слободски продолжал ездить на своем открытом красном «Мустанге». Молодой босс работал третью неделю и возвращался домой поздно. Сотов продолжал прислуживать в доме, но поговорить с работником деда Алексу не удавалось. С непривычки он так уставал в офисе, что, приезжая домой, сразу валился в постель и отключался до утра. Но сегодня приехал пораньше, поскольку на следующий день улетал в Россию.
Семен Григорьевич, как обычно, встретил хозяина у ворот, загнал его «Мустанг» в гараж и осведомился, будет ли Алекс ужинать.
– Давай, дядя Семен, заправимся сегодня вместе. Я бы хотел с тобой поговорить.
– Я тоже хотел тебе кое-что сказать, Сашка. Собирался предупредить тебя, что намерен сменить работу и уехать.
– Почему? – растерялся Алекс. Он никак не ожидал проблем в собственном доме.
– Ивана Алексеевича больше нет. Долги я свои ему отработал, а тебе я не очень нужен. Есть хлеб даром совесть не позволяет. Ты без труда наймешь приходящую черную бабу, она сумеет поддерживать порядок в доме. Ее услуги обойдутся тебе куда дешевле.
– Давай поужинаем и все спокойно обсудим, – дипломатично предложил Алекс. – Принеси еду в столовую. Почему бы двум холостым джентльменам не. отужинать с комфортом? Устрой все так, как предпочитал дедушка, когда принимал друзей.
Под усами Сотова возникло нечто вроде улыбки, и он принялся за дело. Семен Григорьевич быстро разжег камин, запалив настоящие дрова. Живой огонь, слабость умершего хозяина, разжигался в доме тайно. Во избежание задымления окружающей среды престижного поселка на камины, костры и даже самовары администрацией штата был наложен запрет. Жителям, завидевшим дым из трубы соседа, вменялось написать донос, а властям подвергнуть нарушителя огромному штрафу. Если россияне образному слову «стучать» придавали оттенок негативный, то американцы, обозначив данный феномен не менее образным словом «свист», считали его чуть ли не основой своей демократии. Ивану Алексеевичу удавалось обмануть «свистунов» только благодаря большому саду и высоким каштанам, скрывающим дым от посторонних глаз.
Теперь штраф за горящий камин грозил внуку.
Вернувшись из душа, Алекс застал на огромном дубовом столе мерцающие свечи, огни которых отражались в хрустале бокалов и рюмок: стройными шейками тянулись вверх бутылки вина, призывно леденел запотелый графин с водкой. В качестве закуски имелась черная икра и живые устрицы, неизвестно как в это время суток добытые Сотовым. Свежие овощи и зелень служили гарниром к горячим отбивным; рядом красовалось серебряное блюдо с клубникой – на десерт. Чуть поодаль Сотов поставил коробку гаванских сигар.
– Господи, наконец я смогу поесть достойно буржуя, чей годовой доход превышает несколько миллионов, – рассмеялся Алекс, усаживаясь.
– Хочешь, чтобы я сел за стол с тобой?
– А иначе зачем весь этот пир? Я же сказал, дядя Семен, что хочу вместе поужинать. Если тебе не нравиться, можешь взять миску и устраиваться на ковре, как старый преданный пес. Это будет так трогательно.
– Не иронизируй, Сашка. Сотов знает свое место и может поесть на кухне. Но если ты приглашаешь, не откажусь.
– Присаживайся. Теперь я хоть знаю вечернее меню деда.
– Иван Алексеевич тоже пиры не часто себе позволял. Обычно перехватит стоя, как жеребец в упряжке. Вот и помер, дуралей.
– Давай помянем его, – предложил Алекс. – Он прожил свое так, как хотел, и я им горжусь.
Мужчины молча выпили и закусили. Семен Григорьевич вопросительно посмотрел на молодого хозяина, тот кивнул, и Сотов наполнил рюмки снова.
– Дядя Семен, я завтра собираюсь в Россию. Думал, ты со мной полетишь. Билеты уже есть.
Семен Григорьевич поперхнулся зеленью и надолго закашлялся.
– Я – в Россию? – наконец проговорил он, вытирая салфеткой побагровевшее лицо.
– Могу, конечно, взять с собой Линду Кели. Она сильно напрашивалась в поездку, но я предпочел бы лететь с тобой.
– Старый я дурень. – На глазах работника выступили слезы. – Решил, что Сашка про меня совсем забыл. А он меня в Россию зовет.
– А ты, дядя Семен, удивил меня своим желанием покинуть дом. Дед в посмертном письме пишет, что ты ему человек близкий и я могу на тебя полагаться. Что же произошло? Плачу тебе мало? Я же не знаю, сколько ты хочешь. Мы не успели об этом договориться.
– Щенок ты еще, Сашка. Я у деда никакой зарплаты не брал, долг отрабатывал. Я Ивану Алексеевичу по гроб жизни обязан.
– Так поедешь со мной в Россию?
– Сашка, да если я тебе нужен, я за тобой на край света поползу. А в Россию и подавно. У меня там сын… Ешь отбивную, остынет. Или лучше дай, я пойду разогрею. – Сотов схватил тарелки и быстро вышел. Алекс понял, что Семен Григорьевич старается скрыть слезы, и не стал его удерживать.
«Странный мужик дядя Семен, – подумал он. – Интересно, что же его связывало с дедом, если он даже зарплаты не брал. Теперь еще выясняется, что у него сын в России».
Но в тот вечер Сотов так и не открыл тайны знакомства со Слободски-старшим. Алекс не настаивал, а Семен Григорьевич не разговорился. Под клубнику они еще выпили вина, а потом выкурили у камина по сигаре.
– Где тебе стелить, Сашка? Может, в спальню дедушки переберешься?
– Нет, дядя Семен. Я привык к своему чердаку. Пусть все останется как есть. Буди меня пораньше, к двум нам в аэропорт. А до этого надо еще визы получить.