Офис Сани, его оформление, количество сотрудников и то, как Саня с ними разговаривает, – все это Берту удивило. Перед ней был деловой человек, строящий свой бизнес не «по понятиям», а по разуму. И судя по всему, подчиненные это ценили.
В свое время Саня стал бандитом от скуки и по недомыслию. В нем не было жестокости, не было тупой вероломной агрессии и не было жадности. Он даже романтики особой не видел в том образе мыслей и действий, которые были приняты в его кругу. Сане была интересна «финансовая интрига» как таковая. В глазах соратников он выглядел чуть ли не трусом – в потасовках не участвовал, «банда на банду» не ходил и оружия при себе не носил. Попытки обратить его в «веру» успеха не принесли.
– Пацаны, на ваучерах и пирамидах люди больше зарабатывают, чем при помощи восьмого калибра. А потом, сравнительно безопасно…
И действительно, пока самая бойкая верхушка залечивала раны в Карловых Варах и Баден-Бадене, Саня финансово интриговал. Эти интриги были весьма эффектны и эффективны – братва оценила и оставила Саню в покое. Больше никто не предлагал ему поучаствовать в разборках. Саня наслаждался – сложные схемы займов, выпуск «ценных» бумаг, которые почти ничего не стоили, мнимое акционирование предприятий и прочие «чудеса». Мук совести Саня не испытывал, ведь он никого не убивал. Постепенно его положение – немного в стороне от разбойного мейнстрима – упрочилось.
В уголовном деле на их группировку ничего не говорилось о его совещательно-консультативных функциях и особенно подчеркивалось его неучастие в разбоях. Этот факт и помощь отца спасли его.
Личная жизнь Сани вмещалась в короткий и почти безрадостный отрезок между домом любовницы Валентины и сауной, где ребята развлекались и совещались по выходным. В сауну приезжали веселые дорогие девочки, недорогими друзья Сани торговали сами. В душе же он был верен своей детской любви по имени Берта. Впрочем, это была даже не любовь, а мечта – мечта о собственном доме, жене – красивой умнице, обязательно с сильным характером – на униженных и потерявших себя женщин он нагляделся вдоволь. В перспективе виделись и дети, но пока Саня четко представлял себе только жену.
В Берту Саня был влюблен еще с тех пор, как она маленькой девочкой приехала в их город. Девочку эту всегда обступали родные, которые словно щитами ограждали ее от возможных жизненных неприятностей и, судя по всему, заодно и от радостей. Девочка, несмотря на многочисленную родню, казалась одинокой. Саня был старше и как-то раз, встретив Берту с отцом, заговорил с ними.
– Не бойтесь отпускать ее в школу одну. Мы на одном этаже учимся, я присмотрю за ней.
Произнеся это, Саня так смутился и покраснел, что на его глазах выступили слезы. Он собрался было отойти, но его остановили:
– Спасибо, теперь я буду спокоен за свою дочь, – отец Берты протянул руку Сане.
И хотя девочку по-прежнему провожали, Саня был горд своим поступком и чувствовал себя ответственным за Берту.
В ней Сане нравилось все – глаза, аккуратное форменное платье, длинные ноги – очень долго Берта была выше на целую голову. Но в особенности ему нравилась ее коса – тугая, из белых, выгоревших на солнце волос. В старших классах, когда Берта стала красавицей, ухаживания Сани приобрели несколько деспотический характер, на правах сильного он «выдавил» всех возможных конкурентов. Сам же он неустанно следовал за ней.
Взрослея, Саня приглядывался к семье Берты, к ней самой и сделал для себя вывод, что с этими людьми можно жить только по их законам. Это Сане нравилось, как нравились и сами законы. В его доме частые материнские слезы, отец, пренебрегающий вежливостью и уважительными манерами по отношению к близким, громкие ссоры – все это создавало ощущение угрожающей зыбкости. Потом отец оставил мать, и в эту брешь в семейных стенах потянуло хулиганским, почти бандитским сквозняком. Саня зажил своей жизнью как черновой, постоянно держа в мыслях ту самую «жизнь набело», которая будет в будущем с повзрослевшей Бертой.
Сейчас, преобразившись, он был готов к браку с Бертой, но за время ее отсутствия забыл, какая она красивая. Ее лицо холодной красоты словно сковало его. Все, о чем он мечтал и что в его воображении казалось простым и естественным – она приедет, он сделает ей предложение, они поженятся, – вдруг стало почти невозможным из-за этого ее взгляда. Спокойного и отстраненного. Нет, она, улыбаясь, поцеловала Саню в щеку, расспрашивала об общих знакомых, но того самого, нежно-родственного, что всегда было между ними, – этого не появилось. Более того, он в ней почувствовал еще большую силу и характер. Все эти перемены были не явными, но ощутимыми. Саня внутренне сжался – его мечта о счастливой семье с Бертой была, пожалуй, его единственной и главной мечтой. «Ладно, посмотрим, в конце концов, ей еще надо доучиться. А пока…» А пока Саня быстро связался со всеми нужными людьми, и на следующий день в дом Берты привезли строительные материалы – красивую плитку, обои, двери. Берта почти не удивилась этому – она слишком хорошо знала Саню. Она удивилась себе, тому, как точно высчитала нужный прием. Она ведь у Сани ничего не просила, она просто рассказала историю.
Все свое время в родном городе Берта делила между семьей и Саней – подруг у нее практически не было. Весь день она проводила с домашними, помогала подготовиться к ремонту. Разбирая шкафы и ящики, кто-то натыкался на какую-нибудь старую фотографию или предмет, и тут же все усаживались, и начинались воспоминания. Берта слушала, понимая, что именно за этим она сюда и приехала – за чувством семьи, почти клана, за этой особенной атмосферой их дома – немного таинственной, немного тревожной, но очень ласковой. Находясь вдали, она старалась не упустить из виду те нравственные ориентиры, которые были обозначены дома. Но вместе с тем Берта осознала, что незыблемость подобных установок не что иное, как родительская иллюзия: «У меня будут дети, я буду их наставлять, но в мое отсутствие они поступят по-своему. Как поступила я». Наблюдая за домашними, Берта думала о том, что почти все поступки она совершала, держа в уме возможную реакцию отца. «Впрочем, личной жизни это не касается! Здесь папа мне не советчик», – добавляла она мысленно и еще раз удивлялась его сходству с Саймоном Плантом.
Вечера она проводила с Саней. Они ездили в самый модный и большой ресторан города, подолгу ужинали, причем Саня часто отвлекался – к нему подходили люди, здоровались, о чем-то быстро переговаривались. Саня был вежлив, обстоятелен и внимателен со всеми. Берта поняла, что это не поза и не желание пустить пыль в глаза. Эти новые манеры уже вошли у него в привычку. Разговоры они вели простые и дружеские. Берта намеренно обходила скользкие темы – воспоминания, чувства, она расспрашивала о городе, старых знакомых и бизнесе. С удивлением отмечала она перемены в Сане. И эти изменения коснулись не только манер, но и сущности его натуры, в нем появилось то, что ее бабушка с папиной стороны называла «солью человека». «Человек без соли – это так, варево-месиво. Это – блюдо не готовое», – не уставала повторять бабуля. Саня был уже блюдом готовым. Берта это видела и должна была сказать, что оно было ей по вкусу. Только вот в ее планы этот очень милый молодой человек не входил. В этот свой приезд Берта точно решила, что ни за что не останется жить в этом маленьком, уютном балтийском городе. Она уедет отсюда в большой город, добьется успеха и финансовой независимости. Этим всем будут гордиться ее родные. Попутчик на ее пути должен быть сильный, привычный к трудностям. А еще он должен помочь ей на старте. Саня же никуда отсюда уезжать не хочет, он доволен тем, что у него есть.