– Совершенно верно. – Ловат-Смит улыбнулся в ответ. – А что произошло потом? – спросил он, засовывая руки еще глубже в карманы.
– Потом миссис Карлайон вернулась в гостиную. Одна.
– Поведение ее как-нибудь изменилось?
– Я не заметила… – Луиза смотрела на Уилберфорса, словно ожидая подсказки. Но он хранил молчание, и ей пришлось продолжить: – Затем мой муж вышел в холл. – Она сделала драматическую паузу. – В парадный холл, а не в тот, через который мы обычно поднимаемся в комнату сына… Он тут же вернулся, потрясенный, и сказал нам, что с генералом Карлайоном несчастье, что он серьезно ранен.
– Серьезно ранен! – прервал ее обвинитель. – Но не мертв?
– Я думаю, он был слишком потрясен, чтобы подойти к Таддеушу и рассмотреть его, – ответила миссис Фэрнивел, и легкая печальная улыбка коснулась ее губ. – По-моему, он просто хотел как можно быстрее позвать Чарльза. Я бы сделала то же самое на его месте.
– Конечно. И доктор Харгрейв поспешил на помощь?
– Да… Вскоре он вернулся и сказал, что Таддеуш мертв и что необходимо вызвать полицию… Но мы думали, это несчастный случай, и даже не допускали возможности убийства.
– Естественно, – согласился Ловат-Смит. – Благодарю вас, миссис Фэрнивел. Будьте любезны задержаться еще на некоторое время, если у моего ученого друга есть к вам вопросы. – Он поклонился и повернулся к Рэтбоуну.
Адвокат встал, любезно кивнул своему оппоненту и направился к Луизе. Ступал он осторожно, но без видимого почтения к свидетельнице. С самого начала его пристальный взгляд был устремлен на нее.
– Благодарю вас, миссис Фэрнивел, за ясное и детальное описание событий этого трагического вечера. – Голос Оливера был глубок и выразителен. Он улыбнулся и вновь стал серьезен. – Но, полагаю, вы все же упустили пару деталей, имеющих определенное отношение к данному делу. Все ведь сразу не припомнишь, не так ли? – Он снова улыбнулся. – Поднимался ли еще кто-нибудь в комнату вашего сына Валентайна?
– Я… – Женщина замялась, как бы в нерешительности.
– Миссис Эрскин, например?
Ловат-Смит привстал, видимо желая возразить, но передумал и снова сел.
– Да, если не ошибаюсь, – согласилась Луиза, давая понять, что считает это несущественным.
– Изменилось ли ее поведение, когда она вернулась в гостиную? – вежливо допытывался Рэтбоун.
Свидетельница колебалась:
– Она выглядела… расстроенной.
– Расстроенной – и только? – удивился Оливер. – Не потрясенной, не смятенной настолько, что не могла более поддерживать разговор?
– Ну… – Луиза пожала плечами. – Она пребывала в весьма странном настроении. Я думала, Дамарис просто нездорова.
– Вы как-нибудь объяснили себе, почему она вдруг пришла в такое агрессивное, граничащее с безумием состояние?
Уилберфорс вскочил:
– Протестую, милорд! Свидетельница не упоминала ни об агрессивности, ни о безумии. Она говорила лишь о том, что миссис Эрскин была расстроена и не поддерживала беседу.
Судья взглянул на адвоката:
– Мистер Ловат-Смит прав. В чем суть ваших вопросов, мистер Рэтбоун? Я, признаться, пока не могу ее уловить.
– Я объясню это в свое время, милорд, – пообещал Оливер, и Эстер заподозрила, что ее друг блефует в надежде, что, когда вызовут Дамарис, он уже узнает, в чем именно состояло ее открытие. Несомненно, все это было как-то связано с генералом.
– Очень хорошо. Продолжайте, – сказал судья.
– Миссис Фэрнивел, вам удалось выяснить, что расстроило миссис Эрскин? – изменил свой вопрос защитник.
– Нет.
– И что расстроило миссис Карлайон – тоже? Но вы же допускаете, тем не менее, что миссис Карлайон ревновала к вам генерала?
Луиза нахмурилась.
– Разве это не так, миссис Фэрнивел? – продолжал Оливер. – Говорила ли миссис Карлайон вам или кому-нибудь другому в вашем присутствии, что она подозревает в вашей дружбе с ее мужем более интимные отношения? Пожалуйста, ответьте поточнее!
Свидетельница перевела дыхание. Лицо ее помрачнело, и она явно старалась не смотреть в ту сторону, где на скамье подсудимых неподвижно сидела другая женщина.
– Нет, – ответила миссис Фэрнивел наконец.
Рэтбоун обнажил в улыбке превосходные зубы:
– Итак, вы ничем не можете подтвердить, что имели дело именно с ревностью. Ваша дружба с генералом была совершенно благопристойной, и разумная женщина, пусть даже и завидующая этой дружбе, вряд ли была бы потрясена очередным ее доказательством. И уж тем более она не впала бы в ярость от ревности. Нет никаких оснований так полагать, не правда ли?
– Да, верно…
Кажется, это была небольшая победа, и Эстер с улыбкой оглянулась на Монка, но тот не обратил на это внимания. Он следил за реакцией присяжных.
– И эта дружба между вами и генералом тянулась на протяжении многих лет? Лет тринадцать-четырнадцать фактически? – задал адвокат новый вопрос.
– Да, – ответила свидетельница.
– Ваш муж знал о вашей дружбе и одобрял ее?
– Разумеется.
– И миссис Карлайон?
– Да.
– Давала ли она хоть раз понять, что недовольна вашей дружбой?
– Нет. – Луиза подняла брови. – Все случилось так внезапно…
– Что случилось, миссис Фэрнивел?
– Как – что? Убийство, конечно. – Дама была несколько сбита с толку и не могла понять, мудро она сейчас себя ведет или нет.
Оливер едва заметно улыбнулся:
– Тогда что вам дало повод предполагать, что причиной всему была ревность обвиняемой к вам?
Красавица медленно вздохнула, собираясь с мыслями:
– Я… Я не знаю, но она сама в этом призналась. Однако мне и раньше приходилось сталкиваться с беспричинными вспышками ревности, так что поверить этому было нетрудно. Зачем ей лгать? Ревность – не то чувство, в котором легко сознаются.
– Вы задали весьма меткий вопрос, миссис Фэрнивел, на который я со временем отвечу. Благодарю вас. – Рэтбоун говорил, уже полуотвернувшись от свидетельницы. – Это все, о чем я хотел спросить вас. Может быть, у моего ученого друга возникли еще какие-нибудь вопросы?
Ловат-Смит встал, улыбаясь:
– Нет, благодарю вас. Я думаю, одна лишь внешность миссис Фэрнивел делает предположение о ревности вполне допустимым.
Луиза покраснела, но скорее от удовольствия, чем от неловкости. Подобрав пышные юбки, она протиснулась в проход между столбиками перил и, спускаясь по лесенке, бросила холодный взгляд на адвоката.
В зале послышался шум и отдельные возгласы восхищения. Очаровательная свидетельница выплыла из двери с гордо поднятой головой.