Некоторые присяжные с удивлением покосились на Александру.
– Да, вы поняли меня правильно. Ни разу за все время у меня не было повода усомниться в том, что это именно добрая дружба. – Сведя брови, Максим мрачно поглядел на адвоката.
Мисс Лэттерли видела, что двое из присяжных кивают. Они верили свидетелю. Его честность была теперь очевидна.
– И вы полагаете, что миссис Карлайон тоже испытывала подобные чувства?
– Да, полагаю. – Лицо Фэрнивела впервые оживилось. – Я… Я до сих пор не могу поверить, что она…
– В самом деле? – прервал его Рэтбоун. – Говорила ли вам сама миссис Карлайон или, может, вы слышали от кого-то другого, что она думает иначе? Пожалуйста, отвечайте на поставленный вопрос, не отвлекаясь на рассуждения о том, что случилось после. Итак, проявляла ли когда-нибудь подсудимая гнев или ревность по поводу отношений ее мужа с вашей женой?
– Нет, никогда, – без колебаний ответил Максим. – Вообще никогда.
До сих пор он избегал смотреть на скамью подсудимых, точно опасаясь, что присяжные неверно истолкуют его мотивы или усомнятся в его честности, но теперь взгляд его невольно устремился к Александре.
– Вы уверены? – настаивал Оливер.
– Абсолютно.
Судья нахмурился и поглядел на адвоката, словно желая вмешаться, но передумал.
Хмурился и обвинитель.
– Спасибо, мистер Фэрнивел. – Рэтбоун подбодрил его улыбкой. – Вы отвечали прямо, и все мы высоко это ценим. Ужасно задавать такие вопросы, да еще и на публике, но, увы, нас вынудили к этому обстоятельства. А теперь, если у мистера Ловат-Смита нет к вам вопросов, вы можете быть свободны.
– Нет, благодарю вас, – чуть приподнявшись, отозвался Уилберфорс. – Ни единого.
Максим медленно сошел по ступенькам, и следующим свидетелем была вызвана Сабелла Карлайон-Поул. В зале снова возбужденно зашушукались и зашуршали юбками. Зрители с галереи, толкаясь, вытягивали шеи.
– Это ее дочка, – шепнули за спиной Эстер. – Говорят, ненормальная. Отца терпеть не могла.
– Я своего тоже терпеть не могу, – последовал на это сердитый ответ. – Что ж я теперь, тоже ненормальная?
– Тсс! – сердито шикнул кто-то еще.
Высоко задрав подбородок, Сабелла с напряженно выпрямленной спиной приблизилась к возвышению. Она была очень бледна, но держалась вызывающе. Встретившись с матерью глазами, молодая женщина постаралась улыбнуться.
Впервые лицо Александры дрогнуло. Губы ее затряслись, взгляд смягчился, и она моргнула несколько раз подряд. Мисс Лэттерли не смогла вынести этого зрелища и отвернулась, чувствуя себя трусихой.
Сабелла присягнула.
– Я понимаю, что это причинит вам боль, миссис Поул, – вежливо начал Ловат-Смит. – Мне очень хотелось бы избавить вас от неудобств, но выбора у меня, к сожалению, не оставалось. Попытаюсь быть кратким. Помните ли вы тот званый обед, во время которого оборвалась жизнь вашего отца?
– Конечно, – кивнула свидетельница. – Такое не забудешь.
– Действительно… – Уилберфорс несколько опешил. Он предполагал, что женщина ударится в слезы, испугается обвинителя или хотя бы почувствует трепет перед ним. – Я слышал, что у вас тогда возникли некоторые разногласия с вашим отцом. Это так?
– Да, совершенно верно.
– А по какому поводу, миссис Поул?
– Он пытался навязать мне свои взгляды на события в Индии. И, как выяснилось, права была я.
По залу пронесся шепот одобрения, но он тут же был заглушен ропотом на девчонку, осмелившуюся перечить герою, отцу и мужчине, который вдобавок теперь был мертв и не мог ее осадить. А тут еще эти тревожные вести из Индии и Китая…
– И это все? – Ловат-Смит поднял брови.
– Да. Я сказала ему несколько резких слов, не больше.
– А ваша мать ссорилась с ним тем вечером?
Эстер покосилась на Александру. Лицо у подсудимой было напряженное, но мисс Лэттерли полагала, что это страх не за себя, а за Сабеллу.
– Я не знаю. При мне – нет, – ровным голосом отвечала миссис Поул.
– Вы когда-нибудь слышали, как ссорились ваши родители?
– Конечно.
– Из-за чего это бывало чаще всего? Ну, скажем, в последние месяцы.
– Чаще всего они спорили, отправить ли Кассиана в пансион или же оставить дома, но нанять учителя. Это мой брат, и ему уже восемь лет.
– И ваши родители ссорились по этому поводу?
– Да.
– Бурно? – Обвинитель был удивлен и озадачен.
– Да, – резко ответила свидетельница. – Они всегда очень бурно это обсуждали.
– Ваша мать хотела, чтобы сын остался с нею дома, а отец – чтобы он поскорее начал самостоятельную жизнь?
– Наоборот. Отец хотел, чтобы тот остался дома. Мама же предпочитала отправить его в школу.
Присяжные переглянулись, и многие с интересом посмотрели на Александру.
– В самом деле? – Своей интонацией Уилберфорс дал понять, что эта подробность любопытна, но к делу не относится, хотя он сам же до нее и докапывался. – А о чем еще они спорили?
– Не знаю. У меня собственный дом, мистер Ловат-Смит. Я редко навещала родителей. Вам наверняка известно, что мы с отцом были весьма далеки друг от друга. Мать приходила ко мне часто. Отец – нет.
– Понимаю. Но вы видели, что отношения между вашими родителями натянутые? В частности, на том злополучном званом обеде?
Сабелла колебалась. Ей казалось, что она предает мать. Эстер видела, как становятся суровыми лица присяжных. Один из них взглянул на Александру и тут же отвернулся, словно его могли уличить в подсматривании.
– Миссис Поул? – окликнул обвинитель свидетельницу.
– Да, конечно, видела, – отозвалась та. – Все это видели.
– А причина? Подумайте как следует. Вы близки с матерью – не говорила ли она вам что-либо, объясняющее причину ее гнева?
Рэтбоун приподнялся, но, почувствовав взгляд судьи, снова сел на место. Это не укрылось и от присяжных.
Сабелла стала отвечать очень медленно:
– Когда люди несчастливы друг с другом, поводом к ссоре может послужить что угодно. Отец зачастую бывал деспотичен. Но единственная причина их ссор, какую я могу вспомнить, – это Кассиан и его воспитание.
– Не предполагаете же вы, что ваша мать убила отца, не сойдясь с ним во взглядах на воспитание их общего сына, миссис Поул? – Тон Ловат-Смита стал насмешливым, почти оскорбительным.
Александра внезапно подалась вперед, и охранявшая ее женщина тут же шагнула к ней, словно опасаясь, что подсудимая сможет перепрыгнуть через перила. На галерее этого не увидели, но присяжные невольно вздрогнули.