Трупы начало выбрасывать еще через два дня. Столько, что можно было сойти с ума. А ведь их нужно было собирать и сжигать. Собирать и сжигать просто ради недопущения эпидемии. Выбрасывало и живых: то лодку, то роскошный катер, то большую доску, к которой были привязаны молодая женщина и ребенок… Всего этих спасенных набралось еще около двухсот.
Вопрос о японцах поднимался на новом совещании. Романову казалось, что он уже много-много лет только и делает, что куда-то ездит, на что-то смотрит, с кем-то совещается, о чем-то распоряжается… Временами он просто сатанел от этого ощущения вечности.
На этом совещании он изложил концепцию будущего общества – в таком виде, как предлагали Лютовой и Велимир Русаков. Если честно, он опасался возражений, поэтому потребовал – что делал крайне редко, – чтобы на совещании присутствовали хотя бы вначале, на его докладе, все члены Большого Круга. И немного был удивлен, когда изложенное им не вызвало возражений. Вообще никаких. Даже несколько раз оброненное им – в первый раз случайно, а потом дважды уже как пробный камень – слово «дворяне» особо никого не взволновало и уж тем более не возмутило.
«Мечтают получить дворянские титулы? – спрашивал он себя, уже закончив говорить и слушая других. – Может быть, дело в этом? Уверены, что уже обеспечили себе места «наверху», и теперь… может быть, это и есть та опасность, о которой предупреждал Лютовой?» Он нашел взглядом профессора, но… тот был совершенно спокоен. Слушал, что говорит Велимир, приехавший вчера из Русаковки.
– Нужна поездка по краю. Хотя бы до Николаевска-на-Амуре на севере и до Зеи на западе. Наведем порядок, установим нормальную власть и будем плясать от этой печки. Амур, я думаю, к тому времени так или иначе успокоится…
Авиаразведку уже никто не предлагал. Дело в том, что самолеты пытались поднять несколько раз еще летом, кадры были. Но после двух странных катастроф к вопросу наконец-то подошли осторожно, как надо было подойти с самого начала. И выяснили, что на высотах более полукилометра дуют ураганные, никаким законам природы не подчиняющиеся и ранее тут никогда не наблюдавшиеся ветры, которые с земли практически незаметны.
Это, в общем-то, был тревожный симптом…
– Как только погода установится и схлынет наиболее тяжелая волна катаклизмов, мы попытаемся наладить связь с Зауральем, – продолжал Русаков. – Прямую – путем посылки большой экспедиции, возможно, по железной дороге, смотря по состоянию. Там – несколько сотен «витязей». Даже учитывая гибель, растерянность, пусть и чью-то измену – думаю, несколько десятков уцелели обязательно и будут кристаллизовать вокруг себя группы. Существует также множество самых различных организаций, хотя и не связанных с РА, но настроенных на борьбу за Россию, за возрождение ее. Не верю, что они все сдадутся или сгинут бесследно.
– У нас практически нет агентуры, – перебил его Шумилов. – Мы ничего не знаем о происходящем далее чем в ста километрах от города…
– И ты предлагаешь на этом основании ничего не делать? – Русаков недовольно прищурился. Шумилов – невысокий, но жилистый, с очень светлыми серыми глазами, в прошлой жизни – офицер ФСБ с десятилетним стажем, ушедший со службы после долгой и безуспешной борьбы с начальством, – покачал головой:
– Как раз ничего подобного, Велимир. Как раз поддерживаю твою идею вооруженных экспедиций.
– Что до агентуры – то это дело наживное, – подал голос Жарко.
Шумилов посмотрел на него внимательно, изучающе. Жарко отвел глаза, чуть усмехнувшись. Эти двое друг друга недолюбливали – и не скрывали этого. Шумилов считал свой КГБ единственной спецслужбой. Официально так оно и было. Но Романов отлично знал, что Жарко занимается, кроме курирования образования и воспитания подрастающего поколения, агентурной разведкой – лично для него, Романова, – используя связи Женьки Белосельского и кое-кого из своих новых воспитанников. Это не было спецслужбой, оформленной спецслужбой, – но шутка про «особый невидимый отдел романовской канцелярии» циркулировала по Думе со стабильной настойчивостью.
– Наживное, – согласился Шумилов. – Будем обзаводиться ею вместе с экспедициями. Пока они – единственный способ расширять сферу влияния. Пусть вслепую. Но хотя бы так.
Кажется, он хотел еще что-то сказать. Но в коридоре раздался шум, кажется, даже звуки потасовки (практически все в помещении схватились за оружие, Романов поймал себя на точно таком же движении), – и внутрь, почти волоча на себе двоих охранников, ворвался молодой парень в незастегнутой легкой куртке. Романов вроде бы даже его знал, хотя не мог вспомнить толком откуда. Посетитель же, ни на кого не глядя, кроме Лютового – тот как раз был в числе немногих, оставшихся спокойно сидеть на месте, – крикнул:
– Вадим Олегович! Связь! Только что!
Профессор поднялся – быстро, словно его подбросило пружиной. Романов уловил только слово «связь» и, перекрикивая совершенно несолидный шум, мгновенно заполнивший помещение, закричал сам:
– Какая связь?! С кем?! Каким образом?!
Парень – теперь Романов вспомнил, что это один из молодых ученых, которых курировал Лютовой, но ни фамилия, ни имя все еще не шли на ум, – кажется, очнулся, потому что, бросив взгляд уже на Романова, стал быстро и восторженно говорить что-то об усиливающих кольцах, пробое искрой и какие-то еще термины, за которыми никак не было видно самого главного – сути. Юрзин сориентировался быстрей прочих – каперанг со своего места крикнул:
– Вы сумели усилить сигнал?!
Этот крик установил тишину, словно бы команда. Охранники отпустили парня (он на них, впрочем, так и так не обращал внимания) и тоже заинтересованно застыли, слушая. А тот поправил куртку и, счастливо кивнув, расплылся в совершенно мальчишеской улыбке. Зашарил по карманам, достал несолидный клочок бумажки…
– Мы не обещаем постоянной связи, – тут же торопливо предупредил он. – Может быть, это вообще была случайность. Кроме того, надо учитывать, что скорее всего большинство достаточно сильных передатчиков и приемников было выведено из строя полностью, а также то, что доработка, подобная той, которую мы произвели, – вещь новаторская…
– Да прочитай же текст, черт бы тебя побрал! – не выдержал Романов. Его снова поддержал короткий гул. Парень оторопело осекся, кивнул и даже с некоторой торжественностью прочел, держа бумагу обеими руками:
– «Властям Владивостока в случае, если слухи верны. Улан-Удэ разрушен. Озеро Байкал быстро меняет очертания, западный берег резко опускается. Землетрясения. Сейчас говорит поселок Селенжинский. Генерал-лейтенант Белосельский…» – Романов вздрогнул, услышав знакомую фамилию, но тут же забыл об этом совпадении… – Тут пропуск… дальше: «…Прочно контролируем поселок и окрестности. Большое количество беженцев, детей-сирот и больных лучевкой. Сильные ветра, необычное похолодание. Надеемся справиться. Готовимся. Сделаем все, что можем. Подтверждаем готовность сотрудничать». Опять пропуск, дальше: «…В этом случае не стоит даже пытаться. У нас достаточно техники и боеприпасов, чтобы отбить охоту…» Снова пропуск, дальше: «…Будем передавать с 17.00 до 18.00 и с 3.00 до 4.00 по Москве каждые сутки и ждать в эти же…» Все.