– Кто-нибудь… Да тише, черт возьми! – Романов стукнул обоими кулаками по столу, потому что поднялся снова невероятный радостно-удивленный шум. – Кто-нибудь знает Белосельского?!
– Я! – поднялся полковник Сельцов, представлявший сейчас объединенное руководство ВВС и ПВО – контору, бывшую практически бесполезной, не прими Большой Круг решения о старательном сохранении всех механизмов, аппаратуры и прочего. – Хорошо знаю, думаю, меня он тоже помнит. Строго говоря, два года назад он вышел в отставку… до этого десять лет служил в штабе округа, бывший десантник. Последнее время по поручению полпреда президента курировал кадетские корпуса. Надежный человек, настоящий офицер, но как бы сказать, с тяжелым характером.
– Вы сможете его опознать во время радиосеанса? По каким-нибудь характерным словечкам, приметам речи? – тут же спросил Шумилов, как видно, сразу понявший идею Романова.
– Эй, эй, эй! – подал голос молодой ученый, уже разговаривавший сразу с несколькими людьми. Он вывернул шею, глядя через плечо. – Мы не можем обещать…
– Я знаю! – рявкнул Романов. – И не надо обещать! Сделайте!
– Мы… – Парень вдруг усмехнулся и кивнул: – Хорошо. Сделаем.
– Могу, – решительно сказал Сельцов. – Практически стопроцентно.
– В таком случае вам это и поручается. – Романов рухнул на стул. И с трудом удержал себя от желания спрятать лицо в ладонях и вслух пробормотать: «Неужели получится?!»
* * *
Женька заявился около девяти часов – у Романова шло совещание с Русаковым, Муромцевым, голландцем Северейном и представителем японцев по вопросам совместной обороны. Точней, по вопросу включения экипажа фрегата и взрослых японцев в отряды самообороны. Мальчишка был по пояс в грязи – ощущение такое, что он куда-то проваливался, – и при этом крайне доволен. По стеночке (и оставляя на полу отчетливые черные следы ботинок) он проскользнул в дверь, за которой при старом мэре располагалась роскошная комната отдыха, а сейчас была просто спальня-кабинет Романова. Там же стояла в углу наскоро смонтированная душевая кабинка с электронагревателем.
И японец, и голландец вели себя недоверчиво-подчиненно. Явно ждали каких-то подлянок, и Романов не знал, как их переубедить. Да и не очень старался, полагаясь на время, – разберутся сами. Вооруженные силы нового государства (кстати, еще не имевшего названия) состояли в первую очередь из ополчения – всех мужчин, которые могли носить оружие и – на этом настоял Большой Круг, хотя сам Романов сомневался, – не злоупотребляли алкоголем, а также вели какое-то собственное хозяйство или значимое «дело» либо состояли на общественно важной службе. Выпивохам и тем, кто предпочитал жить на обязательные пайки, работая «от и до», оружия не полагалось. Большая часть солдат-срочников из всех уцелевших воинских частей после разрешения на демобилизацию слилась с населением.
Ударную часть армии составляли группы офицеров, следивших за законсервированной техникой, а также сами собой сформировавшиеся – в основном из состава бригады морской пехоты и из добровольцев, желавших посвятить этому всю свою жизнь, – вокруг нескольких человек мобильные отряды, похожие на личные дружины. Именно они занимались дальним поиском за пределами города и превентивно сражались с бандами. Подобный расклад слегка настораживал Романова, хотя он ни с кем не делился своими опасениями. Его – несмотря ни на что! – все-таки пугала возможность феодального сепаратизма в будущем. И он открытым текстом определил Жарко в прямую обязанность создание из отобранных им воспитанников личной дружины для него, Романова. Мысли о регулярной армии по старому образцу оставались пока что мечтами…
Когда Романов вошел в комнату отдыха и уселся за стол, расстелив перед собой большую карту земель в «треугольнике» Благовещенск – Николаевск-на-Амуре – Хабаровск, Женька еще не вышел из душа. Слышно было, как он там довольно мычал. Громко и радостно, временами перекрывая плеск. Мылся и пел. Слушать это было тяжело, если честно… но Женька редко вспоминал о своей немоте, и жестоко было бы ему о ней напоминать лишний раз.
Романов покачал головой, заставил себя смотреть в карту и думать. То, что творится на этих землях, надо было знать точно. И как можно быстрей. Иначе все попытки продвижения на запад, на соединение хотя бы с селенжинской группой Белосельского, были заведомо обречены на провал. И еще – очень, просто очень надо было знать, что же творится в Китае. Кроме того, пугали мысли о том, что на Земле происходят вещи, над которыми не властен человек. Вообще не властен, судя по всему. Вон Байкал, похоже, превращается в море… а как же, например, Иркутск? Хотя… он, наверное, все равно уничтожен ракетами… Но это было понятно, страшно – и привычно, это война. А как объяснить и как принять и понять все остальное?!.
Над ухом послышалось сопение. Романов обернулся – это был Женька. Он лохматил мокрые волосы полотенцем и с интересом глядел на карту.
– Почему не спишь? – сердито спросил Романов.
Мальчишка не ответил, ткнул пальцем в карту, провел по названию речки – «Бурея» – и подчеркнул ногтем название деревни рядом с городом Чегдомын. Поморщился, быстро притянул к себе свой верный блокнот, листнул (Романов ждал с интересом), написал на первом же чистом листке:
«Я это место знаю».
– Знаешь? – быстро спросил Романов. – Это же далеко.
Мальчишка уверенно кивнул, снова зачеркал карандашом:
«Я тут три года летом у тетки одыхал после Турции Греции Египта. Хотел когда моих убили к ней бежать, но бялся из города далеко один итти».
– Боялся?
Мальчишка кивнул опять. Подумал, хмуря брови и разглядывая карту. Романов расставил знаки препинания. Вставил в слово «одыхал» одну букву «т», из слова «идти» вычеркнул другую и заменил на «д». Женька посмотрел сердито, потом написал:
«Я могу туда пробраца. И все увижу. И по дороге тоже».
Романов исправил ошибку. Помолчал. Мальчишка тоже молчал, только сопел.
– Тут главное не «пробраться». Выбраться главное, – сказал тихо Романов. Помолчал, наблюдая за Женькой. Спросил: – Понимаешь?
Женька кивнул. Написал:
«И выбраться». Уже без ошибки.
– Жень, зачем? – спросил Романов, глядя в серые упрямые глаза. Мальчишка подумал, шмыгнул носом громко. Пожал плечами. Наклонился к блокноту:
«Потомучто вы хорошие люди. Я хачу помогать дальше. Хчу быть, как».
И не стал писать дальше, только немного покраснел. Романов разделил «потомучто». Исправил «а» на «о» в слове «хачу». Пояснил, взяв Женьку за локоть:
– Жень, тебя и по дороге туда тысячу раз могут убить. И там. И по дороге обратно. А если узнают, что ты послан нами, тебя не просто убьют. Тебя замучают.
Мальчишка независимо дернул плечами. Потянул руку к бумаге, но Романов удержал локоть:
– Жень, я тебя пошлю, если ты точно согласен. Пошлю, потому что нам нужны сведения и потому, что у тебя шансов больше, чем у взрослого. Потому что время сошло с ума. Но ты подумай. Все-таки подумай вот сейчас еще немного. И если ты скажешь, что передумал…