Долго стою перед экраном, наблюдая за Эвелин. Ее пальцы подрагивают. Я чувствую себя карикатурной «золотой серединой» между отцом и матерью. Я одновременно вспыльчивый, импульсивный и отчаявшийся. И я потерял контроль над собой, над тем, во что я теперь превратился.
Дэвид назначил мне прием в своем кабинете. Вдруг он будет пенять мне за то, что я использовала его в качестве щита? А ведь я еще приставила пистолет к его голове и сказала, что мне наплевать будет ли он жить или умрет…
Зоя встречает меня в холле отеля и ведет через главный коридор. Потом мы сворачиваем в длинный и узкий проход с окнами с правой стороны, в которые видны самолеты, стоящие ровными рядами. Первый снег, предвестник зимы, тает, едва касаясь стекол. Я украдкой поглядываю на Зою. Но она, как всегда, энергичная и деловая. Словно и не было никакого нападения на Бюро.
– Он будет в инвалидной коляске, – предупреждает она меня. – И он не любит, когда его жалеют.
– Ясно, – отвечаю я, стараясь сдержать гнев, чтобы не вызвать у нее подозрений. – Он не первый и не последний человек, в которого попала пуля.
– Постоянно забываю, что ты видела гораздо больше насилия, чем мы, – говорит Зоя и предъявляет свой значок на очередном КПП.
Смотрю через стекло на охранников, – они вытянулись в струнку, лицом к нам, с оружием на плечах. Похоже, они могут простоять целый день, не шевелясь.
А я чувствую себя вялой, как будто эмоциональная боль измотала мои мышцы. Юрайя до сих пор в коме. А я все еще не в силах видеть Тобиаса, когда мы сталкиваемся в нашей комнате или столовой. В такие моменты я сразу вспоминаю осколки, разлетающиеся за спиной Юрайи. Не имею понятия, когда все вернется в обычную колею. Не уверена, что подобные раны можно исцелить.
Зоя и я минуем охранников, и кафельная плитка под ногами уступает место паркету. На стенах висят картины в золоченых рамах, перед входом в кабинет Дэвида – невысокая колонна и ваза с букетом цветов на ней. Мне делается неуютно, словно я в запачканной одежде. Зоя стучит в дверь, и изнутри доносится голос:
– Прошу!
Она приоткрывает мне створку, но сама внутрь не заходит. Кабинет Дэвида очень просторный. Здесь много книжных шкафов. Слева – стол с мониторами, а справа виднеется лаборатория с деревянной, а не металлической, как обычно, мебелью.
Дэвид сидит в инвалидной коляске, его ноги обмотаны жесткой тканью, – очевидно, чтобы кости правильно срослись. Он немного бледный. Хотя Дэвид пережил симуляцию сывороткой, ранение и смерть многих товарищей, но держится он бодро. Интересно, злые люди шифруются настолько умело, что их легко принять за хороших, достойных уважения?
– Трис, – он направляет коляску ко мне и сжимает мою руку в ладонях.
Я ее не вырываю, хотя мне, конечно, неприятно его прикосновение. Кожа у него – сухая, как бумага.
– Ты очень смелая, – продолжает он и выпускает меня. – Как ты?
– Бывало и хуже. А вы?
– Врачи уверены, что со временем я встану на ноги. У нас один медик изобрел какие-то замысловатые ортопедические устройства, вполне возможно, я первым испытаю их на себе, – усмехается он. – Подтолкни меня к столу, пожалуйста. Никак не научусь управлять этой штуковиной.
Подвожу коляску к столу, и его перевязанные ноги оказываются под столешницей. Убедившись, что дальше он справится сам, сажусь в кресло напротив и пытаюсь изобразить на лице улыбку. Чтобы отомстить ему за своих родителей, мне нужно завоевать его доверие. Так что не следует мне корчить угрюмые рожи.
– Я попросил тебя зайти прежде всего для того, чтобы поблагодарить, – говорит он. – Никто из наших не побежал бы ко мне, как ты. Все кинулись бы в укрытие. А ты вдобавок спасла Резиденцию.
Вспоминаю о том, как угрожала убить его, приставив пистолет к его голове, и сглатываю слюну.
– Ты и твои товарищи, со дня вашего приезда, находитесь в каком-то потерянном состоянии. Честно говоря, мы не знаем, что со всеми вами делать. Вы и сами смутно представляете себе свое будущее. Но мне пришла в голову одна идея, как вам помочь. Я – официальный лидер данного учреждения. Кроме этого, мы имеем систему управления, аналогичную принятой у альтруистов: небольшую группу моих советников. Я хотел бы, чтобы ты начала подготовку к тому, чтобы стать одним из них.
Я вцепляюсь в подлокотники кресла.
– Видишь ли, после того, что произошло, мы собираемся внести некоторые изменения в нашу работу, – продолжает он. – Нам необходимо занять более четкую позицию относительно того, чего мы хотим достичь. И я полагаю, ты нам посодействуешь.
С ним не поспоришь.
– В чем… – я прочищаю горло, – …будет заключаться мое обучение?
– Ну, во-первых, наши встречи, – произносит он, – во-вторых, ты изучишь плюсы и минусы функционирования Резиденции. Узнаешь нашу историю, приоритеты и так далее. Конечно, официально ты не можешь войти в Совет в столь юном возрасте. Сперва ты будешь ассистентом одного из действующих членов организации. Но, если ты согласишься, карьера тебе обеспечена.
Он вопросительно смотрит на меня.
Советники – это, вероятно, те самые, которые предложили организовать симуляцию атаки, передав сыворотку Джанин. И он хочет, чтобы я стала одной из них. Несмотря на горечь, я ни секунды не размышляю над ответом.
– Для меня это большая честь, сэр.
Если кто-то предлагает вам возможность приблизиться к своим врагам, нужно использовать шанс. Должно быть, моя улыбка была лучезарна, поскольку Дэвид довольно ухмыляется.
– Отлично, – подытоживает он. – Вот что я собирался предложить твоей матери, прежде чем она добровольно ушла в город. Но думаю, она настолько влюбилась в это место, что не смогла сопротивляться его притяжению.
– Влюбилась… в город? – удивляюсь я. – О вкусах не спорят.
Шутка получилась фальшивой, тем не менее, Дэвид смеется. Мне удалось его перехитрить.
– Вы были… близки с моей мамой? – спрашиваю его. – Я читала ее дневник, но там очень мало об этом.
– Мало, говоришь? Натали всегда была прямолинейна. Да, мы с твоей матерью были близки, – его голос смягчается.
Из жесткого руководителя он превращается в мужчину, вспоминающего далекое прошлое.
– У нас с ней – похожие биографии. Я тоже – из поврежденного города. Да и семья моя – из неблагополучных, родители попали в тюрьму, когда я был еще ребенком. Вместо того чтобы, как мои братья и сестры, остаться в переполненном сиротами приюте, я, как и твоя мать, сбежал. В Округе я нашел свое прибежище…
Помимо моей воли во мне зарождается симпатия к этому ненавистному человеку. Я таращусь на свои руки и молчу. Теперь мне кажется, что расплавленный внутри меня металл застывает, принимая новую странную форму.
– Завтра ты должна прогуляться там с нашими патрулями. Ты увидишь Округу своими глазами, – говорит он. – Для будущего члена Совета это весьма важно.