Слегка приподняв над головой бокал с шампанским, глядя прямо в глаза стоящему напротив Фрадкерману, он вдруг неожиданно для всех произнес:

— Предлагаю тост за нашу великую еврейскую державу! И ее руководителей!

Услышав это, посол Израиля сразу встрепенулся и ринулся навстречу Сыркову. Он радостно подбежал и протянул свой бокал:

— Спасибо! Мы глубоко тронуты!

— Но я имел в виду совсем не вас! — начал было оправдываться Сырков.

Но тот его так же восхищенно прервал и, лукаво постреливая глазами по сторонам, продолжил:

— Это не имеет абсолютно никакого значения! Мы знаем, что вы — настоящий патриот России. И мы вам за это признательны!

Услышав это, несколько озадаченный президент только выдохнул: «Оригинально!» По его указанию бригадиру официантов было велено:

— Владилену Михайловичу больше спиртного не наливать. Только минералочки.

Президент поманил к себе пальцем Мишкина.

– Ты, Дмитрий Анатольевич, завтра разберись, пожалуйста, со своим корешем. Пусть он впредь покрепче язык за зубами держит…

17

Из присутствующих на совещании Грузнов был самым спокойным. Потому что они уже заранее предварительно все вопросы обговорили. В этом кабинете он побывал еще на прошлой неделе.

Тогда разговор состоялся в узком кругу лиц. Кроме него присутствовали только Зарубов и Закисаев.

Зарубов очень долго и обстоятельно рассказывал о тех проблемах, которые существуют в системе социальных льгот. При этом он постоянно размахивал какой-то папкой, говоря, что в ней находятся все соответствующие расчеты. Время от времени он кивал в сторону Закисаева и спрашивал:

— Это так, Андрюша? Я прав?

Тот, в свою очередь, активно кивал головой и подтверждал:

— Абсолютно справедливо! Мы тоже давно уже об этом думали!

О чем они думали и кто это «они», Закисаев не пояснял. Но и без того было понятно, что тема ему предельно знакома. Только изредка он пытался что-то вставить, активно размахивая руками и мотая головой. В такой момент Зарубов на мгновение останавливался, делал небольшую передышку и продолжал говорить о своем.

В общем-то, суть вроде бы была предельно ясна: заменить уже практически не действующие во многих регионах льготы на пусть мизерные, но денежные компенсации. То есть, как выразился Зарубов, монетизировать эти самые льготы. Все, казалось бы, было предельно ясно. Но нутром старого чинуши Грузнов чувствовал, что здесь не все будет так просто. И, в первую очередь, он сразу представил, какой козырь они дадут в руки своим политическим оппонентам.

Это пугало. Потому что самое страшное для партии, претендующей на роль главной президентской опоры, — пойти на крайне непопулярные шаги. И тем самым подставить не только себя, но и того, кто незримо стоит за спиной. На такой шаг Грузнов был не готов. Поэтому, не вдаваясь глубоко в суть разговора, Грузнов вдруг прервал говорящих и, показывая на стоящий на столе Сыркова портрет, тихо спросил:

— Скажите, а с ним согласовано?

От этого вопроса все как-то вдруг опешили. И Зарубов с Закисаевым вслед за Грузновым повернули головы в сторону хозяина кабинета. Но тот, даже не моргнув глазом, моментально ответил:

— Я ни одного шага не делаю без согласования с шефом. Но в данном случае мне еще предстоит готовить для него специальный доклад. И от вас зависит, каким он будет. Могу сказать только одно. Если мы не предпримем сейчас шагов по ликвидации всех этих льгот, то окажемся за бортом всего цивилизованного мира.

Грузнов на мгновение задумался.

— Но, если мне не изменяет память, во всех развитых странах в той или иной форме существуют социальные льготы?

— Это не факт! — встрял в разговор Закисаев. — И потом, нам еще надо дорасти до их уровня.

— Да, — поддержал его Сырков. — Наше общество сегодня находится еще на самой зачаточной стадии демократии. А что вы хотите? Разве можно за такой короткий промежуток времени построить мощный экономический фундамент? Тем более что у нас на шее висит груз этих самых социальных льгот, придуманных коммунистами.

С этим надо кончать! — Он рубанул рукой в воздухе и показал на портрет президента. — Его пребывание у власти ограничено! — Тут он слегка осекся, но моментально поправился. — Я имею в виду, ограничено сроком пребывания у руля. По крайней мере, по нынешней Конституции. И мы должны добиться того, чтобы за этот сравнительно короткий исторический промежуток времени максимально освободиться от всяких пережитков прошлого! — Потом вдруг снизил тон и тихонько добавил: — И потом это в наших общих интересах…

Что имел в виду Сырков под общими интересами, Грузнов так и не понял. Но понял одно: ликвидация этих самых льгот вполне соответствует общей политике президента и правительства. А это значит, что соответствует и его главной линии поведения…

Сегодня разговор о льготах продолжился. Но уже в чисто практическом русле. По докладу представителя правительства выяснилось, что для проведения этой самой «монетизации» потребуется внести поправки более чем в сто пятьдесят законов. И сделать это надо будет в авральном порядке. Более того, принимать все эти поправки, возможно, придется в период летних отпусков. Чтобы не допустить протестов со стороны коммунистов и других недовольных депутатов.

Сидя на своем месте за диваном, Сурок вдруг невольно поймал себя на мысли о том, что в нем как будто борются два начала. Одно — чисто природное, в соответствии с которым ему было нестерпимо жаль этих самых несчастных стариков, которых собравшиеся здесь двуногие пытаются сейчас лишить всего. Другое, видимо, исходило от вживленных под шкурой электронных рецепторов. И от этого раздвоения личности ему стало не по себе.

Он прикрыл голову лапами и начал в отчаянии толкать ею мягкую спинку дивана.

А присутствующие на совещании вдруг с удивлением увидели, что хозяин кабинета вдруг схватился руками за голову и начал тонко протяжно выть. Решив, что у того началась сильнейшая мигрень, Грузнов указал всем присутствующим на выход и позвал в кабинет секретаршу.

Совещание пришлось перенести…

18

Несмотря на огромное расстояние между Старым и Новым Светом, самолет прибыл почти по расписанию. Трап тоже подали очень быстро. Заминки начались только в зонах паспортного и таможенного контроля. Сначала огромный темнокожий пограничник после сканирования отпечатков пальцев долго и подозрительно вглядывался в паспорт Воронцова. Затем пристально изучал его внешность. И только после этого, наконец, шлепнул в паспорте штамп и пропустил дальше. Но здесь его уже ожидали другие полицейские. С собаками. Они обходили всех приехавших. Возле некоторых собаки садились. Тогда полицейские предлагали вывернуть наизнанку содержимое своего багажа.

Такая же история произошла и с Виктором Петровичем. Собака долго и подозрительно обнюхивала сначала его самого, затем его большую дорожную сумку. Полицейский жестом показал, чтобы Воронцов открыл свой багаж. Каково же было его удивление, когда внутри он обнаружил только запасные брюки и свитер, сменную пару белья и пакет с порезанной дольками одесской колбасой и половиной буханки черного ржаного хлеба. Их он по давно заведенной привычке всегда брал с собой в дорогу. Как говорится, на всякий случай.