— Это моя Кетти! Мы живем с ней — не поверите! — уже сорок лет! Это небывалый случай у нас в Америке!
Здесь, как правило, браки больше десяти лет — большая редкость. Но… Наверное, мы слишком старомодны.
Дэвид, потягивая горячий кофе, представил жене профессора своего московского друга:
— Это мой гость — профессор Воронцов. Он большой специалист в области современной политической истории России. Автор огромного числа статей и книг. Как мне известно, его книги всегда делают много шума. Иногда их даже запрещают продавать!
— Как же так? — удивленно подняла брови Кетти. — Нам все говорят, что в России уже давно нет цензуры!
— Формально нет. А фактически есть, — развел руками Дэвид. — Увы! Я в этом неоднократно убедился сам. Его книги действительно продаются… как это говорится по-русски?… Из-под полы! Мы с вами думаем здесь у нас в Америке, что там — в России — уже действительно начались процессы развития демократии. На самом деле все не так.
— Но я видел практически все отчеты лаборатории «Зет» своими глазами, — вмешался в их разговор профессор Фирсман. — В них, к примеру, приводятся данные об организации законотворческого процесса. О том, как проходят законы через вашу Государственную Думу. Там по каждому закону проводятся целых четыре чтения. А перед этим их еще рассматривают думские комитеты. Такого нет даже во многих солидных парламентах. Или это не так? — Он повернулся к Воронцову.
— Да, господин профессор, вы правы. Если только не учитывать одну маленькую детальку. И заключается она в том, что решение принимает вовсе не Дума. Это только видимость демократии. — Воронцов грустно вздохнул и сделал маленький глоток кофе. — На самом деле, все решения первоначально принимаются в администрации президента. Затем их спускают в правительство. И только затем дают указание послушной пропрезидентской группировке в Государственной Думе, которая, не вдаваясь глубоко в суть вопроса, голосует. И утверждает это порой совершенно неприемлемое решение.
— Здесь, конечно, есть над чем задуматься… И все-таки. Вы же не будете отрицать, что за последние десять лет общий уровень демократии в вашей стране значительно возрос?
— Да, не буду. Но опять-таки с одной маленькой деталькой. Эта демократия у нас сегодня полностью управляема! Разве вы можете допустить даже мысль об этом здесь — в Америке?
Профессор Фирсман тоже сделал маленький глоточек кофе и задумчиво проговорил:
— Безусловно, здесь — в Америке — такое невозможно. — Он сделал особый акцент на слове «такое». — Но надо понимать, что Америка — страна особая. Не допуская подобного у себя дома, она пытается внедрить принцип управляемой демократии по всему миру. Такова наша главная геополитическая доктрина. — Профессор на мгновение задумался и, глядя на полки с книгами философов, продолжил. — Когда-то Старый Свет вытолкнул из себя всех самых предприимчивых и самых вольнолюбивых своих граждан. Отправил их в вечное изгнание. Безусловно, вместе с этими лучшими людьми сюда — в Америку — прибыло и огромное количество всякого сброда. Но изначально в нашей нации был заложен дух протеста в отношении всего того, что делает Старый Свет. Нам пришлось выживать в сложнейших условиях. Это была борьба не на жизнь, а на смерть. И кто сегодня может винить нас за то, что мы выстояли в этой суровой борьбе?
— Но ведь в этом есть и другая сторона медали! — Воронцов поставил на стол чашку, подошел к висящей на стене карте Америки и ткнул пальцем в самую ее сердцевину. — Не надо забывать о том, что в этой борьбе за выживание переселенцы фактически уничтожили или поработили сотни тысяч коренных жителей континента. Их попросту загнали в резервации. Асами, как вы говорите, несчастные переселенцы друг друга чуть не перестреляли в борьбе за лучшие участки земли или сферы влияния. Мы сегодня очень часто слышим о суровости американских законов. Но, если вспомнить, первым американским законом был закон Кольта. Вы понимаете, о чем я хочу сказать.
— К сожалению, да, — развел руками Фирсман.
— Так вот. Уж очень ваши законы похожи на законы преступного сообщества. В котором тоже все строится на очень жестком регламенте, нарушение которого карается только одним — смертью! И потом, не надо забывать о целой эпохе в истории Америки, которую называли «свиной торговлей». Я имею в виду торговлю рабами.
— Да. Все это так. — Развел руками профессор Фирсман. — Но у вас в России эта самая торговля рабами существует до сих пор. Насколько мне известно, у вас на Северном Кавказе до сих пор крадут людей и загоняют в рабство. Впрочем, это не только на Северном Кавказе. У вас есть скрытые формы рабства. Например, ваша армия, в которой солдаты фактически являются бесправной скотиной, которая день и ночь работает на того, на кого им укажет их командир.
— Мне тоже здесь нечего возразить, — вздохнул Воронцов. — Но что вы предлагаете? Дэвид мне сказал, что вам удалось познакомиться с основными положениями «Русского проекта»? В чем они, если не секрет?
— Вообще-то это секрет. И наши аналитики из лаборатории хранят его за семью печатями. Но поскольку я не давал подписки, то не обязан хранить в себе эту информацию. Кроме того, все это, — он кивнул головой куда-то в сторону окна, — мне чрезвычайно не нравится.
Профессор Фирсман прошел к одному из шкафов, открыл дверцу и достал с полки небольшую папку.
— Вот здесь некоторые положения проекта. Я специально сделал по просьбе Дэвида для вас копию. Думаю, что особый интерес составит раздел о деятельности ваших российских чиновников. Можете в спокойной обстановке с этим ознакомиться. Но сразу скажу: думаю, что вашу страну — Россию — ждут очень непростые времена. И корень здесь надо искать не в нас — американцах. Корень ищите в себе.
Фирсман передал Воронцову папку и вновь выглянул в окно.
— Кетти! А ты собираешься покормить наших знатных джентльменов? Тем более что профессор Воронцов с дороги и очень устал! Пожалуйста, открой верхнюю гостевую комнату и постели нашему гостю постель.
Из записок профессора Воронцова
«Из представленных мне доктором Фирсманом материалов совершенно явственно прослеживается главная задача «Русского проекта». Она предельно проста: добиться окончательного распада России на множество мелких самостоятельных территорий.
Я уже давно пытаюсь анализировать складывающуюся в нашей стране ситуацию за последние двадцать лет. И выводы весьма неутешительны.
К сожалению, нам не удалось избежать участи всех супердержав, которые сложились и существовали в истории за счет режима сильной власти. Или мощной единой политической идеологии. Этот исторический феномен уже неоднократно описывался разными авторами. В частности, о нем говорит один из самых ярых врагов России (что не делает его мнение менее важным, а, может быть, именно в силу этого даже более важным для нас) — бывший советник президента США по национальной безопасности поляк Збигнев Бжезинский. Он сравнивает нынешнюю Россию с некогда существовавшими империями: Великой Римской империей, Монгольской Золотой Ордой, Поднебесной империей династии Цинн, Британской империей периода ее колониального могущества. И делает весьма серьезный вывод: у России сегодня нет той стержневой опоры, на которой она в состоянии держаться. А, следовательно, распад ее неизбежен. И чем быстрее это произойдет, тем это будет лучше для всего мира. Но в первую очередь для жителей самой России.