«Чудесную» историю о Семенове поведала Далила Крауфман, врач-психиатр, только в глубокой старости якобы решившаяся открыть тайну, не дававшую ей покоя многие годы. После войны она работала в психиатрической больнице Петрозаводска. Она подтвердила, что в январе 1949 года туда доставили заключенного в состоянии острого психоза. Им оказался сорокапятилетний Филипп Григорьевич Семенов. Крауфман показала, что он (по ее мнению) был человеком интеллигентным, высокоэрудированным, прекрасно воспитанным и в совершенстве владеющим несколькими языками (что само по себе, даже если это и было правдой, что сомнительно, еще ничего не доказывает).
Вскоре загадочный пациент признался в том, что он не кто иной, как сын российского императора Николая II и, разумеется, наследник престола.
Врачи отреагировали, как положено в подобном заведении: поставили диагноз «параноидальный синдром с манией величия». Однако чем больше они общались с Семеновым, чем внимательнее анализировали его слова (не забываем, что все это чисто субъективное мнение престарелого врача), тем якобы больше их одолевали сомнения по поводу того, действительно ли рассказ пациента связан с психическим недугом. Филипп Григорьевич не проявлял агрессии, не пререкался, не спорил. Он не стремился задержаться в больнице дольше требуемого срока {33}, не выказывал намерений при помощи «царской» биографии облегчить себе жизнь.
Консультант больницы ленинградский профессор Самуил Ильич Генделевич, превосходно разбиравшийся в особенностях придворной жизни, устроил загадочному пациенту настоящий экзамен, проверяя его на наличие соответствующих знаний. Семенов якобы отвечал на все поставленные ему вопросы быстро и точно.
Кроме того, по словам Далилы, Генделевич провел личный осмотр пациента и отметил у него врожденный крипторхизм (неопущение одного яичка в мошонку) и гематурию (наличие эритроцитов в моче) – явление, часто сопутствующее гемофилии, которой страдал цесаревич Алексей.
Также Крауфман отметила внешнее сходство Филиппа Семенова с Романовыми, особенно «прапрадедом» Николаем I. Со слов самого пациента (если верить его рассказу), тогда, в доме Ипатьева, чекистская пуля попала ему в ягодицу (шрам от которой был предъявлен врачам), царевич потерял сознание, а очнулся в каком-то другом подвале, где за ним ухаживал незнакомый человек. Через несколько месяцев незнакомец перевез цесаревича в Петроград, поселил в особняке на Миллионной улице, в доме архитектора Александра Померанцева, и дал ему имя Владимир Ирин.
Однако наследник российского престола бежал из Питера, после чего записался добровольцем в Красную армию. Он учился в Балаклавской школе красных командиров, потом командовал кавалерийским эскадроном в 1-й Конной армии Буденного, принимал участие в боях с Врангелем, громил басмачей в Средней Азии. За проявленную храбрость командующий красной кавалерией Ворошилов наградил Романова-Ирина почетной грамотой.
Радость новоиспеченного красноармейца-цесаревича была недолгой. Человек, спасший его во время расстрела в 1918 году, разыскал Ирина и стал шантажировать бравого командира его совсем не рабоче-крестьянским происхождением. Вот именно тогда тому и пришлось присвоить себе имя умершего родственника жены Филиппа Григорьевича Семенова.
Сумев на время скрыться от своего спасителя-шантажиста, Семенов закончил Плехановский институт и стал экономистом. В связи со своей трудовой деятельностью он много разъезжал по стройкам, часто менял прописки.
Но спаситель выследил свою жертву и, в уплату за молчание, вынудил отдать ему казенные деньги, за что Семенов, естественно, получил большой срок – 10 лет лагерей.
Во время заключения он тяжело заболел, после чего и попал в психиатрическую клинику.
Состояние острого психоза, в котором Семенов, как уже было сказано выше, попал в клинику, Крауфман, вероятно, легко объяснила не обострившимся параноидальным синдромом, а тяжелейшими условиями жизни «венценосного» заключенного, в которых он оказался. Непонятно только, чем дипломированный врач объясняет для себя тот факт, что «цесаревич»-Семенов дожил до своего возраста, а не умер от гемофилии, что должно было произойти обязательно, особенно если принимать в учет ужасающие, по сравнению с царским дворцом, условия, в которые попал ребенок после своего «спасения». Как мы помним, даже при дворе его заболевание постоянно обострялось и прогрессировало, вынуждая Алексея проводить большую часть времени в постели, а незадолго до расстрела болезнь проявила себя тем, что он вообще утратил способность передвигаться самостоятельно.
Мало того, Семенов, исходя из рассказа Крауфман, не просто вел обычный для всех здоровых людей образ жизни, а активно участвовал в боевых действиях. Но гемофилия – это не то заболевание, которое может «пройти» самостоятельно. Больному, для того чтобы прожить хоть какое-то время, нужен покой и тщательнейший уход, а уж точно не винтовка и боевой конь.
Ну, а кроме всего прочего, удивление может вызвать само ранение, якобы полученное Алексеем в подвале Ипатьевского дома. Вспомним, что перед тем, как чекисты открыли огонь, мальчик сидел на стуле (стоять он не мог). Стрельба началась неожиданно и велась на поражение. Иначе говоря, прицельно в сердце, в крайнем случае – в голову, но никак не в то место, на котором у претендента остался шрам. Да и каким образом юный наследник престола ухитрился отделаться единственным сравнительно легким ранением, да еще и куда – в ягодицу, на которой, попросту говоря, в тот момент сидел, – совершенно не понятно.
Цесаревичу, как и каждому из расстреливаемых, был выделен личный, конкретный палач, промахнуться который (беря во внимание мизерное расстояние, разделявшее его и жертву) не мог никак. Если княжон защищали корсеты, то у мальчика такой защиты не было.
Таким образом, спастись юный наследник престола мог только по воле того, кто руководил казнью, но, как мы знаем из показаний участников расправы, этого не было.
Кое-кто, жаждущий видеть в Семенове спасшегося цесаревича Алексея, продолжая развивать эту тему, в конце 90-х годов прошлого века стал инициатором генетической экспертизы. Якобы у одного из трех сыновей Семенова была для этого взята кровь. После чего ДНК Юрия Семенова в одной из английских лабораторий сравнили с ДНК английского принца Филиппа, родственника Романовых. Из трех тестов якобы совпали два, а третий остался нейтрален, что говорит о большой вероятности родства Семенова с представителями российской монаршей фамилии.
Что это, очередная мистификация? Пожалуй, нам известно уже так много, что вывод, диктуемый здравым смыслом, напрашивается сам собой.