Вызов Запада и ответ России | Страница: 20

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Не преуспев во «фронтальной атаке», Рим приступил к католической части восточных славян, живущих в пределах Речи Посполитой. Авангардом католизации выступили иезуиты. Как отмечает американский историк Тредголд, «если в Китае иезуиты постарались идентифицировать себя с местной культурой и избегать компрометации своего дела открытыми связями с какой-либо иностранной державой, то в России ситуация была совершенно иной… Иезуиты связали свое дело с польской монархией до такой степени, что большинство русских видело в них врагов России». Иезуиты преуспели в окатоличивании части славянского населения Польши, но на Руси такой способ утверждения западного влияния лишь укрепил и ожесточил сторонников самобытности, сторонников Москвы как «третьего Рима». Уния 1598 г., создавшая униатство и подведшая часть православного мира под католическое главенство, так и не стала инструментом вестернизации собственно России. Тактика иезуитов была слишком прямолинейной, а их стратегические цели не могли быть привлекательными для суверенной московской державы.

Ощущая усиливающееся давление Запада, Иван Грозный, полагаясь на возросшую мощь своего государства, предлагал Западу, ни более, ни менее как поделить Речь Посполитую между Москвой и Священной Римской империей. В определенном смысле это была попытка, во-первых, — создать заслон перед давлением Запада, во-вторых, — объединить русско-западные интересы. Помешала несчастливая Ливонская война, неудачный для России ее исход обесценил двадцатипятилетнее стремление царя Ивана Грозного найти собственную дорогу на Запад. Более того, царь потерял в Ливонской войне Нарву — опорный пункт своих связей с Западом. Ослабленная Россия погрузилась в полосу Смутного времени, что увеличило шансы Запада на включение России в свою орбиту.

В те годы и века, когда происходило становление Запада, осуществлялась идентификация и Московской Руси. На одну из черт этой идентификации следует указать особо. В борьбе против бояр царь создал пресловутую «опричнину», отряды карателей, украшенных лисьими головами и волчьими хвостами («по-лисьи выслеживать и по-волчьи выгрызать»), наводивших ужас на противников режима. Явление стало устойчивым. Стоит вспомнить лишь молодого Петра с «потешными» войсками, «Бахусовым братством», переменой кафтанов на сюртуки и парики. Дело не в почти карнавальных обрядах — мы можем судить по этому «театру» о способе восприятия правящей верхушкой своей страны и ее проблем. Резко отличая себя и своих приближенных от всей массы населения, цари как бы подчеркивали «мы» и «они», всадник и его лошадь. Это был способ отстраненного тиранства, стиль поведения завоевателей в захваченной стране, отношение к собственному народу как объекту манипуляции. От волчьих хвостов Малюты Скуратова до всемирного зрелища сокрушаемого парламента в русской политической жизни укоренился этот злой, жестокий театр «в наущение и назидание», когда прилюдно брили бороды в восемнадцатом веке и хлопали дверьми в конце двадцатого. При всем этом народу отводилась роль устрашенного зрительного зала, эмоциями, а не разумом и здравым смыслом, реагирующего на проблемы своей страны. Эта традиция, очень русская, отдалила (и отдаляет) Россию от Запада.

Удачей Руси явилось то, что действия Запада были не только не скоординированы, но, напротив, имели значительный элемент внутреннего противоборства. Два лидера западного развития — Голландия и Англия выступили главными соперниками в борьбе за торговлю с Россией. При этом Голландия начала движение как бы на периферии — с Новгородской земли, а англичане через Архангельск устремились к непосредственным двусторонним связям на самом высоком уровне. Голландцы основали в Великом Новгороде свою торговую контору. Они заведомо боялись конкуренции и прямо писали великому князю в Москву, что англичане — морские разбойники, и их нужно задержать и заключить в тюрьму. На счастье бриттов, великий князь «презрел клеветников». (Нетрудно предположить то, чего могли не знать купцы Запада: царь Иван Грозный видел в Новгороде соперника, боялся этого соперника и вовсе не одобрял контактов с ним; мы знаем, сколь жестоко впоследствии Грозный расправился с великим русским городом).

Иван Грозный, как уже говорилось, явно воспринимал англичан как фаворитов, и все его устремления к династическому сближению говорят о справедливости правила держать союз с дальними против ближних. После смерти Грозного англичане постарались не потерять темп на российском направлении. Сразу же после стабилизации политической жизни в Москве, связанной с Борисом Годуновым, королева Елизавета послала в Москву посольство численностью в сорок с лишним человек. Посольство везли в Москву из Архангельска бесплатно на почтовых лошадях. Цель у англичан была одна и четкая: завладеть западной торговлей Руси, отстранить голландцев. Посол королевы обещал «снабжать Московию всем необходимым, (английские) товары будут дешевле и лучшего качества, нежели товары голландских и других народов». Интуитивно противясь монополии, царь Борис в конечном счете предоставил англичанам и голландцам одинаковые условия заключения торговых контактов.

Борис Годунов отправил своего посла в Данию и с большой помпой принял датского герцога Иоганна (сентябрь 1602 г.). Иностранные гости с большим удивлением смотрели на пышность и великолепие восточной столицы, на размах царского приема. Со своей стороны герцог привез с собой пасторов, докторов, хирурга, палача. У него были серьезные намерения — он просил руки дочери Годунова. Брачный союз по не зависящим от Годунова причинам не состоялся, но Россия значительно расширила свои контакты с Западом в эти последние перед «смутным временем» годы. В 1604 году Москву посетил посол римского императора. «Борис, — пишет итальянец Масса, — был милостив и любезен с иностранцами; он имел огромную память и, хотя не умел ни читать, ни писать, все знал лучше тех, которые это все умели». В начале семнадцатого века в Москве было уже около тысячи лютеран и кальвинистов (знак предпочтения к северной ветви христианства). У лютеран были две немецкие церкви, у кальвинистов — голландская и английская.


Глава третья
Притяжение и отталкивание. Дело Петра

Они рисуют Спасителя с пухлым лицом, с розовыми губами, с завитыми волосами, руки и мускулы толстые, пальцы с мочками, такие же ноги с толстыми бедрами, и все это делает его похожим на немца, толстого, с большим животом…

Протопоп Аввакум, 1672

Немецкий естествоиспытатель и географ Эльзевир полагал, что Россия «вообще не склонна к торговле, потому что жители оной от природы не деятельны; там не может быть и много товаров, где не процветают искусства и художества; к тому же московитам не позволяется выходить за пределы своего государства, и потому у них нет мореплавания… В России нет никаких училищ, кроме тех, где учат читать и писать».

Первым военным столкновением Руси с Западом была Ливонская война Ивана Грозного. Царь привел под Ревель огромные войска, числом неизмеримо превышающие датчан, остзейских немцев и шведов — этого небольшого, по сравнению с Русью, края, и при этом не добился успеха. Организация, замысел и решимость одержали верх над числом, навалом и сумятицей. Это поражение произвело своего рода революцию в палатах русских царей. Полагаем, что справедливо оценил значимость происшедшего С.М. Соловьев: «Именно с того царствования, когда над Востоком было получено окончательное торжество, но когда могущественный царь, покоритель Казани и Астрахани, обратив свое оружие на Запад, потерпел страшные неудачи, — с этого самого царствования мысль о необходимости сближения с Западом, о необходимости добыть море и учиться у поморских народов становится господствующей мыслью правительства и лучших русских людей. Как нарочно, новые беды, новые поражения со стороны Запада, несчастный исход борьбы с Польшею и Швециею после Смутного времени еще более укрепили эту мысль… Но дело не могло обойтись без борьбы. У кого учиться? У чужих, у иноземцев, а главное — у иноверцев? Пустить чужих, иноземцев, иноверных к себе и дать им высокое звание учителей, так явственно признать их превосходство, так явственно подчиниться им? Что скажут люди, имеющие в своих руках исключительное учительство?». В первый век после монгольской неволи Россия, оторванная от морей, консолидировала пространство вокруг Москвы. В семнадцатом веке, достигнув Тихого океана, она превратилась в самую большую по территории державу мира, и Запад (в лице своих проповедников, дипломатов, путешественников, капитанов и кондотьеров) впервые смог оценить своеобразие колоссального незападного образования.