Поступил приказ о мобилизации французской армии, и в тот же день, 2 августа в громадном Георгиевском зале Зимнего дворца, перед двором и офицерами гарнизона, в присутствии лишь одного иностранца — посла Франции — император Николай на чудотворной иконе Казанской Божьей Матери (перед которой молился фельдмаршал Кутузов накануне отбытия к армии в Смоленск) повторил слова императора Александра I, сказанные в 1812 году: «Офицеры моей гвардии, присутствующие здесь, я приветствую в вашем лице всю мою армию и благословляю ее. Я торжественно клянусь, что не заключу мира, пока останется хоть один враг на родной земле».
Толпы петербуржцев собрались перед посольством Британии, ожидая известий из Лондона. Британское посольство размещалось в построенном Джакомо Кваренги дворце, выходящем одной стороной на набережную Невы, другой — на Марсово поле. (В свое время дворец был построен Екатериной Второй для Сергея Салтыкова. Семья Салтыковых сдавала дворец британскому правительству). Волнение окружившей посольство толпы продолжалось до 5 часов утра 3 августа, когда из лондонского Форин-оффиса поступила лаконичная телеграмма: «Война с Германией, действуйте». Посольство было засыпано цветами. В присутствии царя британский посол сэр Джордж Бьюкенен предложил тост за «две наиболее мощные империи в мире», которые после войны будут определять ход мировых дел, с чем Николай Второй «сердечно согласился».
Никогда еще Россия не имела столь мощных союзников, никогда она не выступала на мировой арене в союзе со всем Западом. Союз с Францией и Британией казался императору Николаю (да и почти всей думающей России) необоримым. Самое важное решение вождей России в ХХ веке было принято с легким сердцем.
Огромное здание германского посольства с массивным фасадом из финляндского гранита, кладкой из гигантских камней, увенчанное громадными конями на крыше (символ, по словам Палеолога, «грубой и шумной выразительности желания Германии преобладать над Россией»), подверглось разграблению толпы при попустительстве полиции. Предвещал ли этот акт вандализма падение германского влияния в России?
С началом войны правящий класс России раскололся на безоговорочных сторонников европейского Запада и тех, кого считали подверженными германскому влиянию. Первые сделали господствующей идею, самым простым образом выраженную в выступлении Сазонова в Думе третьего августа 1914 года: «Мы не хотим установления ига Германии и ее союзницы в Европе».
Русское общество было очень комплиментарным в отношении отечественных мотивов и непримиримым в подаче мотивов вступления в войну противника. Н. Бердяев отражал общее умонастроение, когда писал: «Германия — мировая носительница идеи милитаризма, а Россия — носительница идеи мира». Немцам свойственна тяга к экспансии, а «славянская раса — не завоевательная, ей чужд пафос наступательного империализма, ее духу свойственны скорее защита и бескорыстная жертва». Победа в войне, вторил С. Булгаков, «явит Европе «святую Русь», а обанкротившийся «общеевропейский идеал и культура в целом» подлежат замене».
Один из ведущих либералов — П. Милюков утверждал, что завершение «строения великого государственного организма» произойдет лишь с превращением Стамбула в Константинополь. Если этого не произойдет, «организм этот будет постоянно потрясаться судорогами и не выйдет из чуждой зависимости». И в конце концов война «установит внутреннее отношение европейского востока и европейского запада».
Входя в блок открытых сторонников Запада руководители почти всех политических партий выразили готовность идти на жертвы, чтобы избавить Россию и все славянские народы от германского доминирования. За военные кредиты проголосовали все, кроме социалистов, но даже те призвали рабочих защищать свое отечество от неприятеля. Демократы ждали наступления после окончания войны эпохи конституционных реформ, которая окончательно свяжет Россию с Западом.
Французский посол вынес из этого заседания думы впечатление, что русский народ не хотел войны, но, будучи застигнутым врасплох, твердо решил принять ее бремя. Осведомитель докладывал послу Палеологу о силе общенационального порыва в России. Даже руководители социалистических партий проповедуют верность воинскому долгу и они убеждены, что война приведет к торжеству пролетариата. Война сблизит все социальные классы, непосредственно познакомит крестьянина с рабочим и студентом, она выявит недостатки бюрократии, заставит правительство считаться с общественным мнением. В дворянскую касту вольется демократический элемент офицеров запаса (как это уже было во время русско-японской войны — без чего военные мятежи 1905 года были бы невозможны). Что касается правительства и правящих классов, то они пришли к выводу, что судьба России отныне связана с судьбами Франции и Англии. Во всех слоях общества говорили о дуэли славянства и германизма, о великом союзе России с Британией и Францией, которому суждено повелевать миром.
Парадокс, но союз с Западом удалил его от России как ничто иное. Мировая война почти герметически закрыла России ворота в западный мир, она оборвала связи, которые всегда были для России живительными. Единственный путь между Россией и Западом проходил через Норвегию и Швецию — с пересечением Ботнического залива. Но германская военно-морская армада на Балтике сделала этот путь опасным. Царь Николай — это была одна из не очень многих его удачных идей — еще в начале царствования планировал создание порта в районе Мурманска. Через несколько месяцев после начала войны (15 января 1915 года) через Мурманск был проложен кабель между Кольским полуостровом и Шотландией, сделавший возможным информационный обмен между Западом и Россией. В последующее время понадобились чрезвычайные усилия для завершения прокладки железнодорожной магистрали Петроград-Мурманск, чтобы Россия и Запад имели канал сообщения. Но этого канала для России было явно недостаточно.
Понимание воздействия образовавшейся изоляции мы видим в дневнике посла Палеолога. «До войны врожденная склонность к странствиям периодически толкала русских на Запад. Высший круг раз или два в году слетался в Париже, Лондоне, Биаррице, Каннах, Риме, Венеции, Баден-Бадене, Карлсбаде. Более скромные круги — интеллигенты, адвокаты, профессора, ученые, доктора, артисты, инженеры — ездили учиться, лечиться и для отдыха в Германию, в Швейцарию, в Норвегию. Одним словом, большая часть как высшего общества, так и интеллигенции, по делу или без дела, но постоянно, иногда подолгу, общалась с европейской цивилизацией. Тысячи русских отправлялись за границу и возвращались с новым запасом платья и галстуков, драгоценностей и духов, мебели и автомобилей, книг и произведений искусства. В то же время они сами, возможно, того не замечая, привозили с собой новые идеи, некоторую практичность, более трезвое и более рациональное отношение к жизни. Давалось им это очень легко, благодаря способности к заимствованию, которая очень присуща славянам и которую великий западник Герцен называл «нравственной восприимчивостью». Но за время войны между Россией и Европой выросла непреодолимая преграда, какая-то китайская стена… Русские оказались запертыми в своей стране, им приходилось теперь вариться в собственном соку. Они оказались лишенными ободряющего и успокаивающего средства, за которым они отправлялись раньше на Запад, и это в такую пору, когда оно им оказалось всего нужнее».