Но если генерал Сент-Клэр был уверен, что каким бы безжалостным ни было уничтожение сотен солдат, этой резней ограничится его попытка скрыть свое убийство, то развязывание массовых репрессий партийными руководителями породило последствия значительно больших масштабов во времени и пространстве. Представив свои предложения по тройкам, расстрелам и высылкам, Эйхе, Хрущев, Икрамов, Постышев, Варейкис, Мирзоян, Шарангович, Евдокимов, Рындин и другие открыли «ящик Пандоры», из которого на страну обрушились неисчислимые бедствия.
Вымыслы партийных секретарей относительно масштаба антисоветской оппозиции и тем более наличия организованных контрреволюционных повстанческих группировок неизбежно породили новые фантазии, которые не могли не ударить по людям за пределами тех социальных и политических категорий, которые в течение 20 лет советской власти подвергались дискриминации. Огульность, возведенная в принцип, сделала мишенью внесудебных преследований многих советских людей. В то же время, разрастаясь, клеветнические доносы не могли обойти организаторов репрессий.
Вся идейно-политическая ограниченность инициаторов репрессий проявилась в том, что они и не задумывались о долгосрочных последствиях своих действий, вызванных желанием удержаться у власти любой ценой. Политическая недальновидность Эйхе и других партийных руководителей, стремившихся навязать руководству страны политику массовых репрессий, проявилась в том, что они не учли последствий выступления против Сталина без его отстранения от власти, а также его сторонников. Поскольку они не могли противопоставить Сталину никого из своих рядов, кто бы мог возглавить партию и страну, они попытались руководить Сталиным. При этом они проявляли полное непонимание его политики. Они не сознавали значения ни осуществлявшихся под его руководством преобразований общества, ни последствий своей борьбы против этой политики. Они не замечали, что, добившись тактического успеха и навязав сталинскому руководству репрессии, они превратились в смертельных врагов этого руководства со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями.
Согласие руководства страны рассмотреть «лимиты», представленные секретарями обкомов и ЦК республик, резко изменило характер подготовки к выборам. Жуков писал, что на первых же партийных активах, проведенных в Москве и Ленинграде 4–5 июля, «не говорили ни о сути и особенностях новой избирательной системы, ни о подготовке агитаторов и пропагандистов к выборам. Внимание было сосредоточено на другом, не имевшем отношения к пленуму, но готовившем членов партии к тому, что должно было неизбежно вскоре произойти».
В резолюциях этих активов содержались призывы к борьбе против врагов, которые могут воспользоваться выборами. Резолюция, принятая по докладу секретаря МКиМГК Хрущева, гласила: «Каждый партийный и непартийный большевик должен помнить, что враги народа, подонки эксплуататорских классов — японо-германские фашистские агенты, троцкисты, зиновьевцы, правые, эти шпионы, диверсанты и убийцы, будут всячески пытаться использовать выборы для своих вражеских контрреволюционных целей… Разоблачение, выкорчевывание и разгром всех врагов народа являются важнейшим условием успешного проведения выборов в советы, осуществления сталинской конституции и дальнейшего победоносного продвижения нашей страны к коммунизму».
Позже, выступая на собрании 14 августа 1937 года, Хрущев говорил: «Нужно уничтожить этих негодяев. Уничтожая одного, двух, десяток, мы делаем дело миллионов. Поэтому нужно, чтобы не дрогнула рука, нужно переступить через трупы врагов во благо народа!»
Резолюция, принятая ленинградским партийным активом, гласила: «Боевая задача ленинградской партийной организации заключается в том, чтобы выкорчевать до кошщиз партийных, советских, профсоюзных и комсомольских организаций вредителей, шпионов, контрреволюционных троцкистско-зиновьевско-бухаринских выродков и поставить на все участки работы преданных делу социализма воинствующих партийных и беспартийных большевиков, верных сынов партии и родины».
Как подчеркивал Жуков, «после столь откровенного призыва превратить предвыборную кампанию в „охоту на ведьм“ не стал удивительным ход четвертой сессии ЦИК СССР седьмого созыва, открывшейся… 7 июля».
В своем докладе о проекте «Положения о выборах в Верховный Совет СССР» Яковлев фактически повторил то, что он говорил на июньском пленуме ЦК. «Однако, — как замечал Жуков, — доклад Яковлева оказался гласом вопиющего в пустыне». Почти все ораторы говорили о необходимости бороться против врагов народа. Руководитель BЛKCM А. В. Косарев не стал говорить о выдвижении кандидатов от комсомола, но зато призвал поддержать на выборах тех, «кто борется с изменниками делу Ленина — Сталина, кто борется с предателями родины, врагами народа — троцкистами, бухаринцами и иными двурушниками, кто умеет обнаруживать этих врагов и обезвреживать».
В этих условиях даже Вышинский, который до этого всецело поддерживал курс на реформы, занял, по словам Жукова, «промежуточную позицию». По мнению Жукова, это свидетельствовало о том, что «внутри сталинской группы, до той поры монолитной, наметились первые серьезные расхождения. Начали обозначаться различные позиции, порожденные неуверенностью в собственных силах, в способности не только выдержать, но и отразить натиск» противников реформ.
В то же время после демарша секретарей обкомов и ЦК национальных республик роль Ежова в стране существенно изменилась. Теперь он мог, как и Ягода в недавнем прошлом, рассчитывать на возрастание роли НКВД по мере того, как страна возвращалась к атмосфере «красного террора». Как обратил внимание Юрий Жуков, массовые репрессии оказывались «выгодными… для НКВД, карательной в основе организации, существование которой после фактического завершения „разоблачений“ и арестов подлинных или мнимых сторонников Троцкого, Зиновьева, Бухарина теряло смысл. И потому вполне возможно, что Ежов, сам выходец из партократии, в недавнем прошлом секретарь Марийского обкома, Семипалатинского губкома, Казахского крайкома, не утратив чувства корпоративности, легко нашел общий язык с Эйхе, со многими первыми секретарями и согласился с необходимостью как можно скорее устранить тех, кто непременно проголосовал бы против них, а может быть, и провел бы собственных депутатов».
В своем исследовании, посвященном репрессиям 1937–1938 годов, историк Леонид Наумов утверждает, что с момента вступления на пост наркома Н. И. Ежов был настроен на осуществление массовых репрессий. Наумов пишет: «Подводя итог кадровой политике Ежова осенью 1936–1937 г., следует заметить, что в ней ясно просматривается политическая логика: формирование группы чекистов, которые готовы поддержать массовые репрессии. Для этого использовалась политика кнута и пряника. Те, кто активно включился в реализацию нового курса, получали ордена и повышения по службе. Многие из тех, кто не проявлял необходимой решимости и высказывал сомнения, были арестованы и расстреляны, несмотря на свой часто огромный чекистский стаж и политический вес». Такая позиция Ежова привела к тому, что представители НКВД в «тройках» не только не сдерживали ретивых руководителей обкомов и крайкомов, но усердно помогали им громить недовольных их деятельностью и создавать обстановку политического запугивания народных масс. По сути, Ежов стал проводником курса, разрушавшим ту политическую атмосферу, которая должна была возобладать в стране после введения в действие сталинской Конституции.