Позже, выступая на XVIII съезде ВКП(б), А. А. Жданов рассказал о деятельности одного такого клеветника — заведующего Ирбейского районного партийного кабинета в Красноярском крае Алексеева: «Работал он плохо, все свое время отдавая писанию клеветнических заявлений на честных коммунистов и беспартийных учителей. Здесь „дел“ было у него много, и он завел себе список со специальными графами: „большой враг“, „маленький враг“, „вражёк“, „вражёнок“… Нечего и говорить, что он создавал в районе совершенно невозможную обстановку».
В этой обстановке, признавал Жданов, запуганные люди старались обзавестись гарантиями неприкосновенности, даже анекдотическими. Жданов зачитал справку, выданную «одному гражданину»: «Тов. (имя рек) по состоянию своего здоровья и сознания не может быть использован никаким классовым врагом для своих целей. Райпсих Окт. р-на г. Киева (подпись)».
Общественная атмосфера, сложившаяся в СССР в середине 30-х годов, напоминала ту, что, по описаниям ученого А. Чижевского, возникала во времена массовых психопатических эпидемий, которые сплошь и рядом охватывали различные страны мира на протяжении всей мировой истории. Внезапные волны всеобщей подозрительности, аресты по вздорным обвинениям, превращение доброжелательных и уравновешенных людей в параноиков, выискивающих врагов у себя под кроватью, и в разъяренных палачей случались во многих странах мира, где и слыхом не слыхали про ежовщину. Такие явления происходили в различных странах мира и в разные века, как только общество оказывалось в состоянии кризиса, войны, междоусобицы или в напряженном ожидании внешней агрессии или внутреннего переворота.
Подобные события происходили не только в десятках стран Европы и Латинской Америки, где в то время существовали диктаторские режимы. Хотя в «демократических» странах Западной Европы в 1937–1938 годах было высказано немало возмущения и ядовитых насмешек по поводу террора в СССР, массовая паранойя охватила эти страны через пару лет — после начала германского наступления на Западном фронте 10 мая 1940 года. Поиск «пятой колонны» превратился в шпиономанию. «Бдительные» жители Нидерландов, Бельгии и Франции хватали блондинов, которые казались им «тайными агентами гестапо» и нередко убивали их на месте. Арестам подвергались священники и монахини, которых обвиняли в том, что они — переодетые немецкие парашютисты.
Среди жертв массовой паранойи оказался и яростный враг Гитлера — Лион Фейхтвангер, который был брошен во французский концентрационный лагерь и лишь чудом сумел оттуда бежать. (Об этом он поведал в книге «Чёрт во Франции».) Десятки тысяч «подозрительных» лиц было арестовано в Англии при правительстве У. Черчилля. Позже многих из них вывезли в Канаду, но по пути одно судно с арестантами было потоплено немецкой подводной лодкой.
Казалось, нападение Японии на Пёрл-Харбор не застало ФБР врасплох: через 48 часов после начала войны американская полиция арестовала 3846 тайных агентов Японии, Германии и Италии. Однако полицию и ФБР донимали сообщениями о тайной агентуре, которая якобы орудовала безнаказанно у них под носом. Рядовые американцы разоблачали соседей, которые мастерили у себя на чердаке что-то «странное», или вели «подрывные» разговоры, или владели «подозрительными» иностранными языками. Подсчеты ФБР свидетельствовали, что ложные и ошибочные доносы превышали подлинные случаи вражеской деятельности примерно в 10–20 раз.
Особые подозрения вызывали лица японского происхождения. Сотни тысяч бдительных американцев информировали государственные органы о том, что выходцы из Японии нарочно размещают свои огородные грядки так, чтобы их направление показывало пролетающим самолетам путь на ближайшие авиационные заводы. Они доносили, что по ночам лица японского происхождения показывали фонариками, куда надо лететь бомбардировщикам микадо. И хотя ни один японский самолет за всю войну не долетел до континентальной части США, эти сообщения вызывали панику и всеобщее возмущение. Убеждение в том, что каждый японский эмигрант и потомок японских эмигрантов является членом тайно законспирированной «пятой колонны», стало основанием для жестоких мер «демократического» президента США Ф. Д. Рузвельта.
В течение одной недели в феврале 1942 года 120 тысяч американцев японского происхождения были выселены из своих домов (главным образом в Калифорнии) и брошены в лагеря, размещенные в северных штатах страны. Три года люди, вина которых никогда не была доказана, провели за колючей проволокой. Следует учесть, что беззакония, совершенные в отношении 120 тысяч американских граждан, творились в стране, на землю которой не упала ни одна вражеская бомба, не ступил ни один вражеский солдат, а последняя гражданская война отгремела 80 лет назад.
Как правило, наибольшие подозрения после начала военных действий у граждан западных «демократических» стран вызывали представители многих национальных меньшинств. Подозрения падали не только на соплеменников тех стран, армии которых начали агрессивные военные действия, но и на иностранцев вообще. В дни, когда само существование основного народа страны оказывается под угрозой, многие его представители склонны воспринимать с недоверием всех, кто отличается от них по внешнему виду, языку, обычаям, поведению. Сообщения же о наличии иностранных шпионов лишь разжигают эти подозрения.
В своем исследовании «Немецкая пятая колонна во Второй мировой войне» американский историк Луи де Йонг привел немало подобных примеров. Он сообщал, как после начала германского наступления из Бельгии во Францию депортировали эмигрантов из Германии, среди которых было немало евреев, бежавших от преследований из Третьего рейха. Арестован был «перс, исключенный из университета по подозрению во враждебной деятельности». Схватили и югослава, который несколько раз поднимался вверх и вниз в своем отеле на лифте. Решили, что он подавал сигналы немцам. Из города Брюгге во Францию везли на автобусах арестованных, среди которых «были немцы, голландцы, фламандцы, евреи, поляки, чехи, русские, канадцы, англичане, французы, а также один датчанин и один швейцарец».
Неудивительно, что после начала массовых репрессий в СССР к категориям, которые числились в перечне Ежова, добавились этнические группы из представителей различных национальных меньшинств. Особые подозрения вызывали представители народов, которые жили в странах, соседних с Советским Союзом. Летом 1937 года в НКВД стали сообщать о наличии шпионов среди лиц корейской и китайской национальности на Дальнем Востоке. Следствием этого было решение о выселении всех корейцев из приграничных районов, а затем и из всего Дальневосточного края.
Подозрения вызывали политэмигранты из Германии, а также русские, вернувшиеся в Россию из Харбина. Подозревали также огульно румын, поляков, латышей, эстонцев и финнов, то есть представителей всех народов из стран, расположенных на западной границе СССР. Разумеется, среди этих людей были настоящие шпионы, но их, как правило, были единицы.
Следует учесть, что, в отличие от других стран мира, переживших в конце 1930-х — начале 1940-х годов эпидемии массовой паранойи, наша страна постоянно находилась в ожидании не только внешнего нападения, но и новой гражданской войны. Эти настроения обострились к середине 30-х годов. По этой причине в стране было много людей, готовых найти тайного агента из любой страны «капиталистического окружения» или «не разоружившегося классового врага».