Следствием разграбления сельского хозяйства оккупированных стран Европы стал массовый голод в этих странах. Вскоре после вторжения немцев в Польшу дневной паек в этой стране снизился до 700–800 калорий. По свидетельству автора доклада М. Бабичка, поляки дошли до того, что «ели собак, кошек и крыс и варили похлебку из кожи павших животных и древесной коры». Следствием хронического голодания стали различные болезни, поразившие миллионы поляков. Распространились заболевания щитовидной железы. К концу войны рахит в более и менее острой форме наблюдался у 70 % всех мальчиков и 58 % девочек. По окончании войны 80 % польских детей болели туберкулезом в скрытой форме, а 15 тысяч детей были больны туберкулезом в открытой форме.
К концу войны голод в Голландии принял катастрофические размеры. В 1944–1945 годах дневной рацион питания сократился до 800 калорий. Общее потребление белков составляло от 10 до 15 граммов в день, а дневное потребление жиров — до 2,5 грамма. В результате уровень смертности, поднявшийся в первый год войны до 9 человек на тысячу жителей, во второй год — до 17, еще более возрос. По свидетельству Макса Норда, автора книги «Амстердам во время голодной зимы», народу умирало столько, что «не хватало дерева для гробов, и покойников складывали длинными рядами в церквах». То же творилось и на оккупированной советской земле.
Объясняя проводимую ими политику геноцида, оккупанты ссылались на необходимость обеспечить продовольствием население Германии. Инспектор по вооружению на Украине писал в официальном документе 2 декабря 1941 года: «Изъятие из Украины сельскохозяйственных излишков в целях снабжения рейха… мыслимо при условии, если внутреннее потребление на Украине будет доведено до минимума. Это будет достигнуто следующими мерами: 1) Уничтожением лишних едоков (евреев, населения крупных украинских городов, которые, как Киев, вообще не получают никакого продовольствия). 2) Путем предельного сокращения продовольственной нормы украинцев — жителей городов. 3) Уменьшением продовольственного потребления крестьянского населения».
Как и повсюду в оккупированной гитлеровцами Европе, значительная часть населения Прибалтики была посажена на полуголодный паек. С конца 1941 года здесь была введена карточная система. В «Истории Эстонской ССР» говорилось: «По своей калорийности паек, выдаваемый по карточкам, лишь на одну треть удовлетворял нормальную потребность человека в пище. В конце 1942 года и без того более чем скудные нормы выдачи продуктов питания были еще более снижены. Теперь рабочему полагалось на день 243 грамма хлеба, 19 граммов жиров, 5 граммов сахара и 100 граммов соленой рыбы. Но и эти нормы снабжения часто нарушались. Некоторые из продуктов питания, указанных в продовольственных карточках, местное население не получало неделями. В это же время служащие немецкой национальности получали в Эстонии по 6 кг хлеба, по 800 граммов мяса, по 180 граммов жиров в неделю. А если в их семьях имелись дети, то, помимо основного пайка, им выдавали еще яйца, молоко, масло, муку, шоколад, мармелад и т. д.».
Местное же население всех прибалтийских республик не обеспечивалось продуктами даже по скудным нормам продовольственных карточек. В «Истории Латвийской ССР» говорилось: «Мясо, жиры и сахар заменялись «эрзацами», а то и совсем не выдавались. На рынках продажа сельскохозяйственных продуктов была запрещена. Крестьяне сбывали продукты нелегально по высоким спекулятивным ценам».
Между тем труд рабочих оплачивался так низко, что получаемой ими заработной платы не хватало даже на то, чтобы выкупить скудный продовольственный паек семьи. По подсчетам Е. Греска, в 1942 году среднемесячная номинальная заработная плата рабочих-мужчин в Литве составляла 82 рейхсмарки, рабочих-женщин — 54 рейхсмарки, а в среднем всех рабочих — 73 рейхсмарки. В крупнейших отраслях промышленности Литвы — в пищевой и текстильно-трикотажной, — в которых была занята почти половина всех промышленных рабочих, среднемесячная зарплата рабочих в том же году составляла около 50 рейхсмарок. Реальная заработная плата рабочих и мелких служащих была еще меньшей. Главными причинами явились низкая номинальная заработная плата, разные налоги и платежи, а главное, то обстоятельство, что трудящиеся по официально установленным ценам могли приобрести только незначительную часть необходимых для жизни продуктов питания и промышленных товаров народного потребления. Для удовлетворения самых насущных потребностей в годы оккупации требовалось израсходовать в среднем около 400 рейхсмарок в месяц».
Е. Греска писал: «Установленные по карточкам нормы продовольственных продуктов были очень низки. Однако городские трудящиеся почти никогда и этих норм полностью не получали. Из нормируемых продуктов питания население могло получить около 1 /2–1/3 необходимого для жизни и поддержания трудоспособности количества калорий. К тому же выделявшиеся местному населению предметы потребления, особенно продукты питания, были низкого качества». «Ненормируемыми продуктами, — отмечал Е. Греска, — рыбой, овощами, фруктами и др. — покрыть недостающее количество калорий было также невозможно, поскольку, во-первых, этих продуктов в продаже по официальным ценами было очень мало, а во-вторых, их цены на черном рынке для трудящихся были недоступными».
Как отмечалось в «Истории Эстонской ССР», «затраты средней эстонской семьи на выкуп продуктов по карточкам, на баню и прочие необходимые расходы составляли в месяц 120,8 оккупационной марки, а средний месячный заработок главы семьи равнялся всего 32,5 марки». Положение горожан ухудшилось также из-за резкого увеличения квартплаты. Специальным распоряжением от 11 сентября 1941 года оккупационные власти отменили установленный Советским правительством в 1940 году порядок внесения квартплаты и ее увеличили на 200 % по сравнению с 1940 годом.
Резко ухудшилось и обеспечение рядовых жителей Прибалтики непродовольственными продуктами. Как отмечал Е. Греска, «приобрести промышленные товары, особенно ценные (как костюм, пальто, кожаная обувь и т. д.), трудящиеся республики (Литовской) практически не имели возможности, так как таких товаров в продаже было очень мало, а главное, для их покупки требовалось иметь большое количество так называемых «пунктов» (т. е. своеобразное разрешение на покупку определенных товаров) или ордера, которых они почти совсем не получали».
«Купить в магазине одежду или обувь было практически невозможно, — отмечалось в «Истории Эстонской ССР». — Чтобы приобрести что-либо, надо было не только иметь деньги, но и предъявить выдаваемые оккупантами талоны с «пунктами». Для получения брюк, например, надо было выложить 28 «пунктов». А выдано было в 1942 году на каждого гражданина в среднем всего лишь по 3 «пункта», что давало право на приобретение одного носового платка. Из обуви продавались только башмаки с деревянной подошвой… В 1943 году по всей Эстонии населению было продано всего 146 сковородок, 27 тазов, 947 ведер, 398 кухонных ножей, несколько других кухонных предметов домашнего обихода и один будильник. Чтобы приобрести такую вещь, покупателю надо было представить заявку, изложенную на полученном за плату специальном бланке, закупочную книжку и справку из полиции на право проживания в данной местности».
Как писал Е.Б. Греска, «скудное обеспечение самыми необходимыми жизненными средствами, низкая заработная плата, а также высокие рыночные цены заставляли городское население, в первую очередь рабочих и мелких служащих, обменивать в деревнях или на черном рынке на продукты питания свою последнюю, ранее приобретенную мебель, одежду и другие вещи… Отдел питания и хозяйства «самоуправления» г. Вильнюса по этому поводу в начале 1943 г. писал: «Эти цены (т. е. спекулятивные. — Авт.) так высоки, что средний житель вынужден продавать свою мебель, одежду и т. д. Запасы мебели в некоторых бедняцких слоях так исчерпаны, что им голод смотрит в глаза… Здоровье и трудоспособность населения все больше ставится под угрозу».