В годы перестройки массовые митинги тоже собирали людей с разными взглядами, но тогда хоть была иллюзия, что есть некое общее дело, завоевание свободы, в рамках которой мы все будем мирно уживаться и вести дискуссии. Здесь проходящие колонны левых и правых, националистов и социалистов встречали друг друга свистом и улюлюканьем, в толпе, особенно – подальше от трибуны, то и дело вспыхивали злобные перебранки, по счастью не доходившие до драки (забавно, что десятки авторов, описывавших свои впечатления в фейсбуке, умудрились не только не заметить этого, но еще и умилиться тому, как фашисты и демократы мирно уживались на одной площади). Если не считать призыва к отмене выборов, никакой политической равнодействующей у этой толпы не было. Забавно, что, когда Крылов заявил о начале «русской революции», возмущение части публики вызвал не явно националистический призыв, а именно слово «революция». «Нет революции!» – скандировали они. За полчаса до этого на Болотную втягивалась колонна Левого Фронта и его союзников, нестройно выкрикивавшая «Ре-во-люция!».
Провозгласив требование отмены выборов, митинг 10 декабря не дал никакого ответа на то, как этого добиться. Сознательный и вполне понятный отказ «болотных либералов» включить в повестку дня даже те социальные требования, которые поддерживаются большинством их собственных сторонников, говорит сам за себя. Между тем митинги в провинции, куда пришло не так уж много людей, свидетельствовали о том, что там движение явно не может вырваться за пределы среднего класса, да и его в полной мере объединить неспособно. Отказ от социальной повестки дня означает неминуемую демобилизацию даже тех, поддался массовой эйфории на подступах к Болотной площади.
Новых ходов в запасе у оппозиции больше нет, требование пересчета голосов и отмены выборов, не получающее реализации, будет утрачивать свою актуальность (в отличие от социальных проблем, которые будут нарастать). В исторической перспективе время, конечно, работает против власти. Но в сложившейся ситуации электорального кризиса оно работает на власть. Чем больше дней пройдет с 4 декабря, тем труднее будет мобилизовать людей под лозунгом пересмотра итогов голосования. И тем более нелепыми и незначительными будут казаться эти лозунги всем, включая участников субботних гуляний.
Эйфория от массовости митинга мешает протестующим понять, что они потерпели поражение. Проиграли они, конечно, не «вчистую», ведь декабрьские события изменили общественную атмосферу и психологию, а это тоже немало. Но для победы этого недостаточно.
Стратегия и тактика либеральных вождей, получивших от Кремля своего рода «лицензию на протест», сводится к тому, чтобы проводить митинги. Потом еще митинги. Потом еще. Пока люди не устанут или не ударят морозы. Ни о какой самоорганизации снизу речь не идет, а публика пока к этому на стихийном уровне не готова. Понятно, что каждую неделю собирать по 120 тысяч невозможно. Движение уже выдыхается. А за эйфорией московского уикэнда неизбежно последует депрессия с тяжелой головной болью.
Уходя с площади Революции, левые активисты, привыкшие рассуждать об истории, вспоминали Францию времен Робеспьера и шутили про либеральное «болото», которое в России оформилось задолго до появления Конвента. И обсуждали, где может расположиться московская «Гора», противостоящая либеральному «Болоту». Ответа так и не нашли.
Фактическое размежевание левых и правых, сопровождавшее скандал с переносом митинга на Болотную площадь, если и не оформилось окончательно, то, по крайней мере, наметилось. Колонна левых была достаточно большой, а единство беспрецедентным. Но и тут, увы, в бочке меда явно была ложка дегтя, да, похоже, и не одна. Активисты продолжают общаться между собой, выкрикивая лозунги, которые что-то говорят только им самим, они не выступают пока как центр социальной мобилизации, не находят общего языка с окружающим обществом. И призыв «быть там, где люди» (оправдывающий присутствие на площадях «общедемократических» митингов) ничего не значит, если нет ни умения, ни желания с этими людьми работать и говорить. Отсюда наглядный результат: несмотря на то, что левым на сей раз удалось собрать рекордное число активистов в одной колонне, на фоне гигантской толпы Болотной площади их численность была трагически малой.
Это, конечно, не повод посыпать голову пеплом. Вопрос в том, чтобы выработать собственную политическую линию и более или менее последовательно на нее ориентироваться. Хотя для изрядной части активистов первая задача состоит в том, чтобы вообще понять, что такое «политическая линия», для чего она нужна, и почему, раз провозгласив ее, надо ей на практике следовать.
Предстоящий спад революции леммингов дает нам некоторую возможность подготовиться к предстоящим событиям. Власть будет постепенно восстанавливать контроль над ситуацией в столицах, вступая в сделки с оппозицией, обманывая и дезорганизуя ее, деморализуя уличную толпу безрезультатностью митингов. В ответ на требования пересмотра итогов выборов, ЦИК уже начал пересчет голосов… в тех округах где победила оппозиция. Так что итогом митингов может стать увеличение депутатского корпуса ЕдРа на 2–3 мандата.
Однако контролируя политический процесс, правящие круги не могут контролировать ни экономику, ни собственные бюрократические структуры, разложение в которых стремительно нарастает. Точно так же будет расти и недовольство. Кризис неолиберализма как экономической модели имеет объективный характер, и он не может быть преодолен никакими усилиями политтехнологов. Хуже того, этот кризис – ни на локальном, ни на глобальном уровне не может быть преодолен без радикальных преобразований. В противостояние будут втягиваться новые социальные группы, сегодня оставшиеся в стороне от протеста, а сам средний класс под ударами экономических невзгод будет радикализироваться. Не очевидно, что он будет леветь, но от либералов отдаляться он будет наверняка.
Вопрос в том, смогут ли левые, начав свою консолидацию на площади Революции, стать политической силой, способной консолидировать новую протестную массу, или они последуют за либералами – в болото. События 10 декабря показали, что на сегодняшний день оба варианта возможны.
Слова политиков и международных банкиров о нерушимости евро и необратимости принятых решений все больше напоминают заклинания, с помощью которых пытаются предотвратить надвигающуюся катастрофу– не имея других средств для борьбы с ней. Несомненно, оптимистические прогнозы и громкие обещания призваны успокоить рынки, тем более что рождественские праздники на Западе являются важным элементом экономического цикла. Главный смысл Рождества здесь давно уже не в религии и не в семье – это ежегодный пик потребительского ажиотажа.
Между тем, тучи над Европой продолжают сгущаться, и никакими красивыми речами процесс не остановишь. Эксперты дружно заявляют, что у еврозоны есть только две перспективы: распад или дальнейшая интеграция. На этом сходятся все, но мало кто готов признать, что та интеграция, о которой идет речь на саммитах политических руководителей и совещаниях министров финансов, представляет собой катастрофу. По сравнению с ней все невзгоды, вызванные возможным распадом еврозоны, представляются легкими недомоганиями.