В данное время произошло еще одно событие. Вроде бы, не слишком значительное, князь Иван всего лишь увидел сон. Но современники обратили на него внимание, сочли знаменательным, отразили в летописях. Во сне Калита с боярином Протасием ехал по широкому полю возле Москвы, и перед ним вдруг предстала высокая гора, вершина была покрыта снегом. Он стал быстро таять, затем растворилась в воздухе гора. Митрополит Петр истолковал сон:
«Гора великая — ты, государь, а снег на горе — это я многогрешный».
Начал снег таять — вскоре митрополиту умереть, а потом и князю придет черед. Петр предсказал, что князь заранее узнает о приближении смерти, к нему явится некий старец и будет толкаться у дверей. Но останется «поле великое — твое государство Московское»…
На месте видения Калита основал Высоко-Петровский монастырь с храмом в честь Боголюбской иконы Божьей Матери. Не какой-то другой, а Боголюбской! О ней уже почти забыли, но ведь и она отображала видение — явление Пресвятой Богородицы св. князю Андрею. Иван Данилович вспомнил великого устроителя Владимирской Руси, признавал себя его преемником, просил Божью Мать взять его под покровительство.
А 4 августа 1326 г. в Москве был заложен каменный собор Успения Пресвятой Богородицы. И здесь-то уж князь Иван и св. митрополит Петр обозначили еще более четкую, однозначную линию. Праздник Успения особо почитался русскими людьми, в его честь освящались главные храмы когда-то блестящих столиц. Успенским собором была Десятинная церковь Киева. Великолепный храм Успения украшал Киево-Печерский монастырь. От них перенял преемственность Успенский собор Владимира. Калита смело проводил от них преемственность дальше — к Москве.
Археологи выявили на территории Кремля остатки двух более древних каменных фундаментов. Может быть, эти храмы были заложены, а потом поразмыслили и возвели на каменных фундаментах деревянные стены. Во всяком случае, летописи называют Успенский собор «первой каменной церковью на Москве», и раскопками установлено, что она была совсем не маленькой. Это был весьма внушительный храм, по размерам он почти не уступал современному Архангельскому собору Кремля.
Откуда же Калита взял средства на столь монументальное строительство? Ведь ему приходилось отсылать изрядную дань в Орду, отстегивать «подарки» ханским послам, чиновникам, баскаку, содержать собственную дружину и двор. А Москва не имела таких источников богатств, как Новгород… Впрочем, она не вела заморской торговли, не собирала оброк с северных племен, зато она имела умного и трудолюбивого князя, и кто-кто, а Иван Данилович сумел найти источники. Он всего-навсего навел в княжестве порядок.
В остальных русских землях таким же образом, как и в Москве, собирались подати для князя и для ордынского «выхода», но изрядную долю разворовывали сами же сборщики. Вслед за ними грели руки бояре, отвечавшие за сбор дани. Князья оказывались перед фактом, для выплаты хану денег не хватало, восполняли недостачу из собственного кармана. Латали одни дыры за счет других, а до контроля над подчиненными ни у кого руки не доходили. У Калиты дошли. Потому он и мог строить храмы, носить сумку с монетками для нищих.
Москва радовалась — в Кремле стали подниматься стены большого собора. Это было общее событие для всех горожан. Радость для каждого. Ходили смотреть, передавали друг другу что нового на стройке, насколько храм подрос за день, за неделю, месяц. Тем временем в Орде царило затишье. Но оно было настороженным, обманчивым, оттуда тоже ждали новостей. Дмитрия Грозные Очи Узбек возил за своей ставкой аж 10 месяцев. Прикидывал «за» и «против», вдруг еще пригодится? Оценивал поведение Литвы. Наконец, вынес вердикт: не пригодится. 15 сентября 1326 г. Дмитрий был отдан под нож палача. Вместе с ним казнили князя Александра Новосильского — то ли он был другом и сообщником Дмитрия, то ли за какую-то иную вину.
Только после этого хан вызвал к себе претендентов на великое княжение: младшего брата Дмитрия Александра и Ивана Калиту. Александр повел себя так же, как его отец и брат. Рвался к владимирскому престолу в прямом смысле «любой ценой». Сыпал без счета взятки, давал любые обещания. А Калита, видя такое дело, вообще не стал участвовать в торге. Раздал лишь обязательные подарки хану, женам, главным вельможам, а от спора отступил. Узбек, поразмыслив, остановил выбор на Александре.
Не только из-за мнений подкупленных придворных. Хан знал их повадки и умел вырабатывать независимое мнение. Он полагал, что Александр после казней отца и брата станет особенно рьяно выслуживаться, из кожи вон лезть. А Литва по-прежнему тревожила Узбека, и в его голове вызрел план: держать Гедимина под постоянной угрозой. До сих пор ордынские контингенты были сосредоточены в южных степях. А если разместить сильный татарский отряд на севере, вблизи литовских границ? При первом же враждебном выпаде Гедимина этот кулак вместе с русскими ударит по его тылам. Александр, распалившись мечтами о великом княжении, соглашался на все. Безоглядно наобещал принять в Твери татар и содержать их.
Как только хан отпустил князей, Калита первым покинул Сарай. Он очень спешил, надеялся застать в живых митрополита. Петр чувствовал, что дни его сочтены, и напоследок сослужил Москве еще одну великую службу. В строящемся Успенском соборе он собственноручно соорудил себе гробницу. О Петре уже при жизни шла молва как о святом, и он намеревался освятить Москву собственным погребением. Собираясь в последний путь, св. Петр расстался со всем имуществом. Созвал московское духовенство, митрополичих слуг, каждого наделил каким-нибудь подарком. Остальное раздали в милостыню. В ночь на 21 декабря 1326 г. святитель ушел в мир иной. Ушел нищим, не имея ничего.
Калита гнал коней во весь опор, но опоздал на день. Сам нес гроб митрополита вместе с московскими боярами. Один иноверец клялся, будто видел, как св. Петр приподнялся в гробу, благословил князя и собравшийся народ. Иноверец после этого крестился, а возле места захоронения начали совершаться чудеса. Иван Данилович велел записывать их, составить краткое житие. Уже в первой половине 1327 г. во Владимире был созван церковный собор, утвердивший местное почитание св. Петра. На соборе присутствовал и великий князь Александр Тверской. Вряд ли ему понравилось, что у Москвы появился свой святой. Но в данный момент ему никак нельзя было ссориться ни с Церковью, ни с Калитой.
Положение Александра и без того было плачевным. В Орде он по уши влез в долги, а на нем повисли еще и отцовские. В Тверь он вернулся с толпой ростовщиков-кредиторов. Летописец сообщал:
«Тогда же приде из Орды князь Александр Михайлович Тверской и татарове с ним, должницы его».
Князь силился рассчитаться с алчной бандой, отдавал ей на откуп рынки, промыслы, сбор пошлин и податей. Ростовщики с лихвой возвращали свои денежки, подчистую обирали тверичей, по княжеским деревням забирали в счет долга детей и девок на продажу.
Но ордынских дельцов оказалось еще недостаточно. Настало лето 1327 г., и в Тверь явился татарский отряд во главе с племянником Узбека Чол-ханом, в русских источниках — Щелканом Дюденевичем. Александр обязательства выполнил, расквартировал воинов прямо в городе, Чол-хана поселил в собственном дворце. Татары с горожанами не считались, требовали обслуживать себя, бесцеремонно лезли к женам, без платы присваивали любые понравившиеся вещи. Атмосфера в Твери быстро накалялась…