Однако торжества были испорчены. Греческое духовенство во главе с учениками св. Марка Эфесского Георгием Схоларием и Иоанном Евгеником потребовало от нового императора расторгнуть унию. Константин отказал. Тогда забурлили горожане. Хаяли вероотступников, угрожали униатскому патриарху Григорию Мелиссину. Патриарх счел свое положение безвыходным, сбежал в Рим. А Константин не мог ни возвратить его, ни созвать собор для выборов преемника. Боялся, что столица восстанет, а собор вместо избрания главы церкви займется осуждением унии. На закате своих дней Византия осталась без патриарха [95]. Об «освобождении» Константинополя на Западе примолкли, слишком жестокие уроки получили. Но, казалось, можно не спешить. Константин от унии не отрекся, а турки ему, вроде бы, не угрожали.
Мурад II был настроен благодушно, затеял женить сына Мухаммеда. Он был незаурядной личностью и пережил очень не простую молодость. Мухаммед родился не от законной жены султана, а от наложницы-армянки. Отец заметил его недюжинные таланты, назначил наследником. Но он был строптивым, спорил с султаном. А братья не упускали случая подгадить ему. Мурад дважды лишал Мухаммеда права наследования, он был на волосок от гибели. Но в трудных ситуациях ярко проявлял себя, и отец менял решение. Для любимого сына постарался найти самую красивую невесту. Правда, она требовалась только ради потомства – Мухаммед предпочитал юношей. Но свадьба была невиданно пышной, вся османская столица гуляла три месяца!
Может быть, празднества оказались чрезмерными, Мурад после них разболелся и приказал долго жить. А к Константинополю Мухаммед II относился совсем иначе, чем он. Отец привык, что посреди его владений торчит осколок былой империи. Это казалось уже нормальным, традиционным. Сын смотрел на вещи более трезво. Зачем он был нужен, этот осколок? Распространял вокруг себя гниль, строил козни с европейскими державами. Пора было вырвать его, как больной зуб.
Повод дали сами греки. По сути, повторилась та же история, что и при воцарении Мурада. В Константинополе находился один из османских царевичей, Орхан. Неумные советники убедили Константина, что власть нового султана непрочная, у него начнутся раздоры с братьями – надо воспользоваться. Император обратился к султану, требовал отменить дань. Мало того, предлагал туркам платить ему. Прозрачно намекал, что в противном случае Орхан может очутиться в османских владениях, начнется смута.
Великий визирь Халил-бей часто общался с греческими придворными, получил от них немало взяток. Когда ему доставили письмо, Халил ужаснулся и по-дружески предупредил – одумайтесь, вы играете с огнем. Нет, окружение Константина настояло, чтобы ультиматум вручили султану. Но прогнозы о трудностях Мухаммеда не оправдались. Усобиц он не допустил, одним махом умертвил всех соперников, включая восьмимесячного брата Ахмета. А к взятию Константинополя стал готовиться основательно. Разослал посольства, за несколько месяцев заключил мирные договоры с Венгрией, Венецией, Генуей, караманским эмиром, подтвердил льготы сербам. Византия осталась в одиночестве.
В 1452 г. турки начали строить крепости на Босфоре. В них разместили артиллерию, корабли. Принялись останавливать и топить суда, везущие в Константинополь хлеб и товары из Черного моря. Теперь и Константин схватился за голову. Пробовал извиняться, умолял султана открыть пролив. Мухаммед ответил: он возводит крепости на своей земле, а не на императорской. А на своей земле он вправе делать что угодно. Дальнейшие переговоры султан пресек весьма выразительно: «Если еще кто явится ко мне по этому делу, с него будет содрана кожа».
Тут уж Константин и его присные поняли, что поблажек не будет. Лихорадочно взывали к европейским властителям. Папа попробовал было завести речь о крестовом походе, но желающих не было. Сколько можно ходить? Николай V поручил возглавить экспедицию неудавшемуся митрополиту всея Руси кардиналу Исидору. Подмогу наскреб весьма скромную – 4 корабля и отряд Джустиниани из 900 наемников. Никаких иных сил у Ватикана не имелось, но папа не преминул налгать грекам, пошантажировать их в безвыходном положении. Обещал прислать гораздо больше войск, но только при условии, что Константин усмирит православных и восстановит униатского патриарха. Исидор решился на то, на что не решался император: отслужил в храме Св. Софии обедню вместе с католиками.
В Константинополе это вызвало взрыв возмущения. Георгий Схоларий выпустил воззвание: «Несчастные ромеи! Что вы смутились и удалились от Бога? Зачем понадеялись на франков?» Предрекал, что столице теперь суждено погибнуть. Чернь разбушевалась. Горланила, что город спасут не чужеземцы, а Сама Пресвятая Богородица, что Она никогда не оставляла Константинополь в беде. Власти остерегались задевать буйных патриотов. Но… греческие патриоты в XV в. были уже очень не похожи на своих предков. Никто не вооружался, не устраивал общих покаяний. Люди стекались не в войско, не в храмы, а в кабаки. В честь Божьей Матери и Ее чудотворных икон поднимались… воодушевленные тосты. В винных парах ситуация казалась совсем не пропащей. Упивались под здравицы, что Заступница выручит.
Между тем, турки без боя заняли последние города, оставшиеся в распоряжении императора – Месемврию, Анхиал, Визу. Муххаммед II за большие деньги нанял лучших итальянских инженеров, переманил с византийской службы пушечного мастера, венгра Урбана, он наладил отливку многочисленных орудий. Его гордостью стала огромная пушка, стрелявшая каменными ядрами в 30 пудов. В апреле 1453 г. 100-тысячная армия подошла к стенам Константинополя, в море показался флот.
А подмоги императору не было. Папа помалкивал. Родные братья Константина Дмитрий и Фома в это же время поссорились и просили у турок помощи друг против друга! Даже пригород Константинополя, генуэзская Галата, заверила султана, что останется нейтральной. В столице было 200 тыс. жителей и беженцев из окрестностей. Константин призвал в строй всех, кто способен носить оружие, даже монахов. Но люди предпочитали откосить. На пункты сбора явились лишь 4973 человека. Услышав эту цифру, царь только застонал.
К ополчению добавились тысяча наемников, отряды венецианских и генуэзских купцов со слугами – они намеревались защищать собственные дома и лавки. Присоединились несколько сот моряков с Крита, прорвавшихся в гавань с грузом хлеба. Так выглядели последние вооруженные силы империи. Для ополченцев не нашлось ни мечей, ни доспехов, им велели воевать копьями и камнями. Пушек набралось всего несколько, и их боялись ставить на стены, как бы укрепления не обвалились от сотрясений, вызванных их выстрелами. Не было и единства, православные косо озирались на католиков, венецианцы на генуэзцев. На самые ответственные участки Константин поставил иноземцев, назначал их командовать отрядами горожан.
12 апреля заговорила турецкая артиллерия. Гигантское орудие Урбана грохотало так, что вгоняло осажденных в шок. Заряжали его несколько часов, оно стреляло не больше семи раз за день, а потом его и вовсе разорвало. Мухаммеда это не смутило, он приказал Урбану отлить новую ужасную пушку. Правда, греки в древние времена умели строить на совесть. Городским стенам было пять веков, а они выдерживали обстрел! Рушились только от самых крупных калибров и в тех местах, где их недавно латали. К 18 апреля возникло несколько проломов, и султан приказал штурмовать. Но в бой бросили слишком большую массу войск, в неразберихе турки давили друг друга, сталкивали во рвы, защитники уничтожали их стрелами, копьями, смолой. Атаки захлебнулись.