Хан снова силился отомстить. Едва наступила зима и реки сковал лед, бросил конницу на Муромский край. Она прокатилась по деревням, «много полону взяша». Но государь предусмотрел ответные набеги, заранее послал в Муром Данилу Холмского, сильный отряд детей боярских. Воевода ждал нападения, мгновенно кинулся за грабителями и настиг их. Казанцев порубили, удрать сумели лишь немногие, побросав лошадей и разбежавшись в лесу. Всех пленных освободили. Куда лучше удался татарам другой поход, на Вятку. Как водится, принялись разорять, жечь. А вятчане с Москвой практически не считались. Рассудили: Казань рядом, враждовать с ней себе дороже. Вступили в переговоры и сдались. Даже признали над собой власть Ибрагима и обязались платить ему дань.
Но и в Сарае работорговцы обеспокоились, что русские насели на Казань. Сочли, что надо помочь, подзуживали приближенных Ахмата – пора бы наведаться на во владения великого князя. Поражения кое-чему научили ордынцев, они применили новую тактику. Войско подобралось скрытно, разведчики досконально высмотрели, где стоят русские заставы, и одним махом перебили их. После этого татары молниеносным налетом опустошили волость Беспуту на Оке и ушли в степи. Ивану Васильевичу пришлось перебрасывать значительную часть конницы на южное направление.
Но на планы государя это не повлияло. Он полагал, что в войне с Ибрагимом конница уже не понадобится. Ханская кавалерия очень поуменьшилась, а по большим рекам удобнее было действовать на лодках. Весной 1469 г. опять формировались две рати, и на этот раз обе были «судовыми», в поход подняли пешие городские ополчения. В Нижнем Новгороде под командованием Константина Беззубцева собирались ратники из Москвы, Коломны, Можайска, Дмитрова, Углича, Владимира, Мурома, Суздаля, Ярославля, Костромы. Во второй корпус, князя Данилы Ярославского, набирали жителей Устюга и Вологды. Его подкрепили несколькими сотнями детей боярских государева двора и предписали повторить рейд по тылам противника через Вятку и Каму.
Однако и прошлогодние удары не прошли бесследно. Когда в Казани узнали, что вот-вот последует очередное вторжение, татары переполошились. Выслали в Москву посольство, причем Ибрагим отправил в числе послов собственную мать. Раньше она была любимой женой царевича Касима, славилась редкой красотой. Мамутек, совершив переворот, захватил гаремы братьев, и у него она тоже стала любимой женой, родила наследника. Казанские вельможи полагали, что бывшая супруга сможет повлиять на Касима, склонить к примирению. Да и Иван Васильевич соглашался замириться. Приказал Беззубцеву задержать армию в Нижнем Новгороде, ждать дальнейших указаний.
Но переговоры забуксовали. Великий князь выставил единственное требование, зато конкретное: освободить всех русских невольников. Казанцев это никак не устраивало, они принялись вилять. Что ж, государь решил подтолкнуть их к сговорчивости. Отправил Беззубцеву новый приказ: отпустить на Казань «охотников», добровольцев. Предписал им разорять селения, но столицу ханства не штурмовать и не захватывать. Иван III отдавал себе отчет, что прочно удержать ее невозможно, и не хотел ожесточать татар, чтобы не сорвать переговоры о мире.
Идея в общем-то была здравой, и тем не менее, внесла неожиданный хаос. Ведь рать Беззубцева состояла из ремесленников, слуг, торговцев. Они вооружились на святое дело, вызволять из басурманской неволи единоверцев, братьев, сестер. А вместо этого месяц стояли без толку. Дурели от скуки, ругались – зачем их оторвали от работы, от домов? Стоило Беззубцеву зачитать грамоту великого князя и кликнуть «охотников», как вызвались все. Воевода опешил, объяснял, что все не нужны. Но его уже не слушали. Отвечали: государь звал охотников? Мы и есть охотники!
Беззубцев остался в Нижнем чуть ли не в одиночестве, а его войско грузилось в лодки. Перемешалось, потеряло всякий порядок. Но среди ратников были и казаки, участники прошлого похода. Они-то знали, как надо организовываться самим, подсказали другим. Чисто по-казачьи масса «охотников» собралась в круг, и начальником был выбран недавний предводитель тех же казаков, Иван Руно. Он быстро восстановил дисциплину. Да и ратники бунтовали вовсе не для того, чтобы безобразничать. Они-то рвались бить врагов Руси!
Буйная толпа превратилась в послушных и храбрых бойцов. Налегли на весла. Сменяя друг друга, гребли днем и ночью, не останавливаясь. Флотилия плыла так стремительно, что опередила донесения татарских дозорных. Рано утром 21 мая она внезапно появилась возле самой Казани. Это был великий праздник, день Св. Троицы. Отметили его достойно, ревом боевых труб. Горожане еще спали. Переполошенные, раздетые, выскакивали из домов. А русские уже ворвались в казанские посады. Кто-то пробовал защищаться, остальные удирали кто куда. Навстречу выбегали толпы рабов, рыдали от свалившегося счастья. «А что полон был тута на посаде христианский, московский и рязанский, литовский, вяцкий и устюжский и пермский и иных прочих городов, тех всех отполониша».
Могли бы с ходу влететь и в кремль, но Руно помнил о государевом приказе: Казань не брать. Впрочем, это было и опасно. Большой город мог обернуться ловушкой для войска. Увлекутся грабежами, разбредутся, а татары стянут силы и покончат со смельчаками. Воевода велел отступить. И без того нахватали несметную добычу, посады подожгли и отчалили. Остановились лагерем на острове Коровнич. Отправили доклады Беззубцеву, великому князю. Иван Васильевич не ожидал подобного успеха. Но он сразу оценил, какие перспективы открывает прорыв «охотников». Распорядился, чтобы Беззубцев ехал к войску, соединился с северной ратью, позвал вятчан и вместе «промышляли» под Казанью, держали ее под угрозой. Наведут страху, и хан пойдет на любые уступки.
Но северная рать, около тысячи устюжан и вологжан Данилы Ярославского, добралась только до Вятки. Здешняя республика сослалась на свой договор с Ибрагимом и отказалась воевать. Воевода терял время, уговаривал. Прибыли и гонцы от Беззубцева, привезли повеление Ивана III вятчанам идти к Казани. Нет, они не подчинились. Вдруг москвичи уйдут, а казанцы отомстят? Откровенно выступать против государя Вятка тоже побаивалась. После споров согласилась пропустить отряд Ярославского через свою территорию, но сама объявила нейтралитет: «Нам не помогати ни царю на великого князя, ни великому князю на царя».
А между тем, Ибрагим поднимал воинов со всего ханства. Он бушевал, горел желанием истребить русских, засевших на острове. Но у Ивана Руно и его соратников было в Казани множество сочувствующих – рабы. Один из них сбежал из города, предупредил: завтра на рассвете татары нападут. Руно действовал грамотно. Слабых и неопытных ратников с табором освобожденных невольников отправил на другой остров, Ирыхов. При себе оставил лучших бойцов, укрыл в засадах.
Когда ночная мгла стала редеть, вода заплескалась под веслами казанских лодок. На острове было тихо. Татары уверились, что русские видят сладкие предутренние сны. Высаживались, шепотом передавали команды. Но тишина разорвалась грозным кличем, и казанцев яростно контратаковали. Они ошалели от неожиданности, и их скинули в воду, гнали на лодках обратно до Казани. Проучив врага, отряд Руно перебрался в новый лагерь на Ирыховом острове. Сюда прибыл и Беззубцев. Некоторое время подождали северную рать и вятчан, но известий о них не было. Продовольствие подходило к концу, и воеводы решили плыть домой.