Разумеется, это идеальное расположение твоих кораблей в бою, к которому стремятся все адмиралы и командиры кораблей, но в которое противник тоже отчаянно стремится не попасть. В этом смысл маневра кораблей, в этом смысл искусства адмирала и командиров кораблей даже при прочих равных условиях. Но в Цусимском бою и эти условия не были равными.
У японцев основным боеприпасом был фугасный снаряд, разрушительность действия которого определяет сила его взрыва. А у нас — бронебойный снаряд, разрушительность действия которого обусловлена его глубоким проникновением в заброневое пространство корабля. Для японцев поэтому выгоден был огонь с больших расстояний, так как при этом их снаряды попадали не в хорошо бронированные борта русских броненосцев, а в относительно слабо бронированную палубу. Скажем, у броненосца «Орёл» борт у ватерлинии был прикрыт броней 194 мм, выше — 152 мм, орудийные башни главного калибра — 254 мм, боевая рубка — 203 мм. А палуба — 94 мм, крыши боевой рубки и орудийных башен — 51 мм. Из этих же соображений русским кораблям надо было вести бой на коротких расстояниях, поскольку именно на коротких расстояниях эффект японских снарядов резко бы снизился, а русские бронебойные снаряды проявили бы свою разрушительную силу, да и попаданий было бы больше.
Но для сокращения расстояния русская эскадра обязана была маневрировать, а она этого не делала! Японцы маневрировали, частью очень рискованно, а русская эскадра «вела по ним огонь», хотя отчетливо видела, что толку от этого огня ни на копейку.
Вот задумайтесь над описанием событий утра 15 мая 1905 г. в эскадре Небогатова. Два часа японцы маневрируют, чтобы нанести по русским кораблям удар. А русские? Сначала пошли на дымы, полагая, что это свои, а потом развернулись и начали удирать, зная, что всё равно не удерут, поскольку у японских кораблей скорость была несколько выше. Вот и весь «боевой» маневр. Что значат строки «часть неприятельских кораблей, которых собралось до 28, обогнув нашу эскадру, взяла ей на пересечку курса»? Это значит, что какое-то время часть японской эскадры двигалась перпендикулярно движению эскадры Небогатова, то есть маневрировала, чтобы занять положение развернутого строя против двигающейся на себя колонны русских кораблей. Но ведь и Небогатов мог прибавить хода и поменять курс так, чтобы его корабли заняли положение развернутого строя против этой части японских кораблей. Но он и не подумал этого делать! Безвольное баранье поведение — как ещё об этом сказать?
Трусость? Да, трусость! Но, повторю, нужно понять, что это за трусость. Это не страх за свою жизнь, вернее, не только он. 14 мая весь бой под огнём противника Небогатов провёл не в боевой рубке за броней в 203 мм, а на открытом ходовом мостике, показывая пример храбрости и экипажу корабля, и всей эскадре. Зная, что ему грозит смертная казнь, вернулся в Россию. 15 мая Небогатов проявил трусость негодного «профессионала». Её можно сравнить с трусостью человека, впервые севшего за руль и понимающего, что он ещё не умеет водить. Больше личной смерти российские военные «профессионалы» боялись воевать, поскольку не умели этого делать. И такими «профессионалами» была подавляющая часть кадрового офицерства императорской армии.
Они не думали о том, как разгромить японцев, они не верили, что способны на это, они весь бой ждали, когда же этот ужас закончится, и при малейшей, самой дурацкой причине (спасти адмирала, к примеру) сами стремились этот ужас закончить. Да, они могли стойко умереть, если и их товарищи были готовы на это, но эта стойкость умения воевать не заменяла. Люди, которые поступают в армию, чтобы иметь хороший доход, а потом и высокую пенсию, это не воины! Это не защитники Отечества! В бою это бараны, которым не повезло и которые не сумели открутиться от войны — от дела, в котором нужно быть профессионалом.
Я специально не пожалел места на перечисление званий членов суда, чтобы показать, сколько нашлось адмиралов, способных протирать штаны на судебном процессе. Вопрос: а почему они, старше чином и должностями Небогатова, не возглавили 3-ю эскадру? Этот вопрос имеет право быть. Вот Новиков-Прибой, участник Цусимского сражения, описывает еще одного адмирала этого сражения:
«Отрядом крейсеров 2-й эскадры командовал контр-адмирал Оскар Адольфович Энквист. Какими соображениями руководствовалось морское министерство, назначая его на такой ответственный пост, никому не было известно. …Походкой, манерой держаться и говорить Энквист напоминал доброго помещика, любимого своими служащими и рабами за то, что он тихого нрава, ни во что не вмешивается и неумен. При таком барине его крепостным жилось лучше, чем у соседних господ.
На 2-й эскадре его звали «Плантатор».
С 1895 по 1899 год он был командиром крейсера 1 ранга «Герцог Эдинбургский». На этом учебном судне, ходившем под парусами, подготовлялись строевые квартирмейстеры. Таким образом, из Энквиста выработался типичный марсофлотец. Раньше он не только никогда не командовал отрядом боевых судов, но и не плавал на новейших броненосцах или крейсерах, снабжённых усовершенствованной техникой. До русско-японской войны он служил градоначальником в городе Николаеве, где благодаря своему мягкому характеру стяжал любовь среди местных жителей. Высшее начальство сняло его с этой должности и поручило ему вести корабли в бой, чтобы овладеть Японским морем и решить участь всей войны». В Цусимском сражении Энквист увёл остатки крейсерского отряда («Олег», «Аврора», «Жемчуг») с места сражения, бросив вверенные ему транспорты, и интернировался на Филиппинах. По окончании войны вернулся с отрядом в Россию и в 1907 г. уволен со службы с производством в вице-адмиралы.
А как Небогатов попал в завоеватели Японского моря? Вернемся к судебному заседанию:
«Защита ставит вопрос, не пожелает ли г. Небогатов объяснить, почему именно он пошёл с 3-й эскадрой против японцев, хотя знал о состоянии порученной ему эскадры.
— Могу, — хмуро говорит г. Небогатов на предложение председателя ответить в случае желания на этот вопрос, — могу ответить.
Затем, как всегда, кратко, образно и просто он сообщил следующее. Осенью 1904 г. он телеграммой управлявшего морским министерством из Черноморского флота, где командовал учебно-артиллерийским отрядом, был вызван в Петербург, где адмирал Авелан поручил ему особое дело, которое он и вёл, между прочим, имея в качестве помощника капитана 2 ранга Кросса (начальника штаба 3-й эскадры). Через несколько дней он был приглашён в заседание комиссии из высших чинов, в том числе и адмирала Бирилева, бывшего тогда главным командиром Кронштадтского порта. Комиссия обсуждала вопрос о 3-й эскадре. Председатель комиссии адмирал Авелан тут же предложил г. Небогатову, не покидая порученного дела, «помочь» в вооружении и отправке эскадры. Считая предложение для себя лестным, г. Небогатов его принял и через два часа выехал в Либаву, где увидел, что по снаряжению судов 3-й эскадры «работа идет вовсю». Начальника эскадры однако не назначали; когда ей нужно было начать кампанию, контр-адмиралу Небогатову из Петербурга предложили поднять на эскадре свой флаг, он его поднял. За пять дней до отхода эскадры на Дальний Восток контр-адмирал Небогатов получил телеграмму: «Прибыть в Петербург, сдав командование эскадрой контр-адмиралу Данилевскому».