Сашке надоело возиться со списком, и он отправился на «женскую половину» выяснить, нельзя ли и с ними как-нибудь скооперироваться. Кирюша увязался за ним. Ему было все равно куда идти, только бы к девчонкам.
– Давай распределять! – потребовал он по дороге. – Мне Лару, а тебе всех остальных!
Сашку умилила его щедрость.
– Ты уверен, что тебе не Лену? – спросил он.
– Да ну эту Лену! Она не в моем вкусе! Таких на три десятка двадцать штук. Я выбираю Лару.
– А Лена, по-моему, тебя выбрала, – заметил Сашка.
– Да кого она там может выбрать! Курица! Чтобы отвлечь женщину от вселенских страданий, достаточно сказать ей, что у нее юбка сзади испачкана! – фыркнул Кирюша, но все же приятно зарумянился.
Шагов десять он размышлял, а потом великодушно заявил:
– Ну хорошо. Я передумал. Мне Лару, Лену и… мм-м… ну так и быть… Рину.
– А Рина тебе зачем? – спросил Сашка, начиная заинтересованно разглядывать его подбородок.
– Да так… Она, конечно, конопатая, но сойдет, – неосторожно ляпнул Кирюша.
В следующую секунду его впечатали спиной в расписание. Сашка понял, что озверел, только когда со стенда полетели объявления.
– Ты что, псих? Псих, да? Лечись! – сказал Кирюша, прыгая губами.
Сашка, опомнившись, отпустил его, повернулся и пошел. Кирилл догнал его у комнаты девчонок. Еще в коридоре ощущалось, что в комнате идет напряженная писательская работа. На двери уже висела бумажка: «ОГРОМНОЕ СПАСИБО, что не забыли постучать!»
– Слушай, чудак-человек, чего тебе надо? Я же тебе Алису подарил! И Фреду! – крикнул он.
– Давай я Фреде скажу, что ты мне ее подарил. Вот порадуется! – предложил Сашка.
У Кирюши сразу улетучилось чувство юмора.
– Озверел? Шуток не понимаешь? – испугался он, хватая его за рукав.
Сашка постучал и толкнул дверь. Кровати были переставлены. Нижние ярусы затянуты покрывалами. Стол выдвинут на середину. За столом сидела Фреда и строчила: «Всякая лежащая не на месте вещь будет вышвырнута в окно! ОГРОМНОЕ СПАСИБО за понимание!»
Сашка искоса заглянул Фреде через плечо и стал высматривать Рину. Он как чувствовал, что она окажется на втором ярусе у окна. Вообще любопытно, что каждый выбирает место, максимально ему подходящее. Один даже в абсолютно пустой комнате найдет непросматриваемый уголок и устроится там уютно и тихо. А другой усядется в дверях и вытянет ноги, чтобы все об него спотыкались.
У девчонок Кирилл и Сашка пробыли недолго. Алиса с Фредой сразу начали орать, и парни оказались в коридоре скорее, чем смогли составить общий список.
– Кирюша, тебя мальчики не обижают? – спросила Лена, выглядывая за ними.
– Кого? Меня? – возмутился тот.
– А почему у тебя на спине написано, что семинар для средних шныров переносится? – поинтересовалась Лена, снимая у него со спины желтую самоклеющуюся бумажку со стенда.
Кирюша замычал что-то невнятное. Лену его мычание не удовлетворило.
– Следи, чтобы Кирюнчика не обижали! – велела она Сашке и вернулась в комнату.
Там Лара как раз внушала Рине:
– Видела, как Сашка на тебя посмотрел? У меня глаз-алмаз!
Рина пожала плечами.
– В глазах маркиза появился лихорадочный блеск. Он сжал ее в объятиях. В ночи послышался треск ребер, – сказала она, захватила банку сгущенки и ушла кормить гиелу.
Кроме сгущенки, у нее был здоровенный пакет с куриными головами. Как-то, летом еще, после обеда Суповна придержала ее за локоть и затащила на кухню. В пару и брызгах кипятка метались дежурные и два постоянных помощника – Надя и Гоша. Четыре громадные раковины были забиты посудой выше головы.
– Не издохла еще твоя чудовищща? – гаркнула Суповна.
Рина зажалась. Первые недели она надеялась, что о гиеле будут знать человек пять, но, видимо, лучший способ сохранить тайну в ШНыре – назойливо пытаться доверить ее всем. Причем с кучей ненужных подробностей.
– Топить надо было, пока глаз не открыла! Ишь какая! – снова закричала Суповна.
Рина приготовилась бочком удирать из кухни, но тут Суповна нырнула под мойку.
– На вот отдай!.. Нехай себе подавится, чудищща твоя! – И она сунула Рине здоровенный кулек, из которого страшно смотрели куриные головы с желтыми клювами и кровавыми гребнями.
Рина, изучившая привычки своего гиеленка, прикинула, что если «ее чудовищща» и подавится, то исключительно от жадности.
И вот сейчас, с пакетом голов и куриных лап, она спустилась на первый этаж и у дверей ШНыра увидела Платошу. Главный романтик ШНыра сидел на подоконнике и гадал на кактусе, пинцетом выдергивая иглы. Глаза у него запали. Под глазами – синий пупырчатый ободок. Рина посочувствовала: еще бы, бегает за дачницами с веником гладиолусов. Умотается, а днем спит в пегасне на куче опилок.
– Привет! – сказал он Рине, слабо махнув ей рукой. – Куда бредешь, прекрасное дитя?
Рина засмеялась. Рядом с Платошей, восторженный и свежий, подпрыгивал Витяра. Маленький, лопоухий, встрепанный, он то орал, то плакал, то хохотал, то ляпал свою любимую «от-ты-дусю». Платоша и Витяра были неразлучной парой. Витяра любил Платошу до безумия и все за ним повторял.
Заметив Рину, Витяра метнулся к ней.
– Видела этого негодяя? – завопил он.
– Какого? – не поняла Рина.
Платоша с усталым лицом ткнул себя пальцем в грудь.
– Он обо мне говорит, – лениво пояснил он.
Витяра подпрыгнул.
– Этот гад меня из телефонной аськи снес! Я, правда, первым его убил, но я-то убирался! Есть разница? Скажи: есть?
– Ну да, – осторожно согласилась Рина.
Она зашагала по ставшей привычной дорожке. Вначале по основной аллее до старой березы со сдвоенным стволом. От старой березы – поворот налево и по опрозрачнившемуся парку до ограды. Чем дальше от Зеленого Лабиринта, тем подмосковнее становился лес. Если первые триста метров легко можно было встретить эвкалипт, кедр или японскую сосну с плоской вершиной, то ближе к ограде росли обычные березы и сосенки, среди которых изредка попадались выросшие дичком яблони.
По правую руку от Рины в березняке послышался треск. Кто-то, топая, шел в ее сторону. Не задумываясь, Рина нырнула за упавший ствол с вывороченным у корня пластом земли, легла на живот и притаилась. Между стволом и землей была небольшая щель, в которую Рина могла смотреть, насколько позволяла высокая трава.
Рина лежала и терпеливо ждала, разглядывая нерпь. Она смотрела и думала, сколько шныров носило ее нерпь до нее. Видела царапины на литых фигурах и трещины на коже. Новым был только шнурок, но это понятно. Шнурок изнашивается быстрее всего.