Она все время жаловалась на то, какая она распущенная и бесстыдная, и постоянно царапала и била себя по лицу. При этом руки ее двигались отдельно, словно их движениями управлял кто-то другой. Иногда она начинала придираться к людям или царапаться. А порой воспринимала мир как хлыст, подгоняющий ее, как скопище докучливых и донимающих ее своими посягательствами. Тогда мисс Г. съеживалась в кресле, прикрывая лицо руками, или ложилась на пол в эмбриональной позе. Она все больше отдалялась от действительного мира в свой иллюзорный мирок, борясь с окружающими ее призраками или сдаваясь на их милость.
Каждый день она становилась все более нарциссичной и регрессивной и все меньше проявляла желания реагировать на что-либо. У нее появилось неисчислимое множество странных привычек и проявлений манерности, некоторые были настолько странными, что не поддавались интерпретации, а другие были явными знаками стремления к саморазрушению — она кусала и била себя, душила и царапала, засовывала голову в невидимую петлю или просто впадала в неподвижность, жестами и голосом имитируя насилие и смерть.
Только по вечерам ее мучения несколько смягчались и покой опускался на эту истерзанную женщину. В такие моменты она снова принималась плести корзину — занятием она увлеклась в предшествующие несколько месяцев, и это мирное занятие было единственным исключением из ее бешеного разрушительного поведения.
Последний раз я видел мисс Г. вечером 21 декабря мирно плетущей корзинку. На следующее утро ее нашли в постели мертвой и уже окоченевшей. Она сжимала в руках любимую корзинку.
После острого летаргического энцефалита у миссис И. развился прогрессирующий паркинсонизм, который к 1964 году привел к полной обездвиженности, ригидности и дистонии туловища и конечностей. Любопытно, что речь ее осталась практически не тронутой столь выраженным в остальных проявлениях паркинсонизмом, и это позволило видеть, что она сохранила интеллект, память, чувство юмора, несмотря на длительное «заключение» в обездвиживающем синдроме. Дважды в месяц, преимущественно по воскресеньям, ее состояние преображалось своеобразными приступами: в это время ее, волна за волной, заливала сильная мучительная боль, заставлявшая больную кричать, проявляя при этом выраженную персеверацию.
Приступы, которые начинались и заканчивались внезапно и случались на протяжении более двадцати лет, никогда не сочетались с какими-либо видимыми физическими заболеваниями и потому расценивались как кризы, или «таламические приступы» неизвестной этиологии. Возможно, они были проявлением аффективного или кататонического расстройства, замаскированного в другое время.
В конце 1967 года у миссис И. началось сенильное нарушение памяти на недавние события, хотя общая интеллектуальная организация оставалась интактной и по качеству была выше среднего уровня. Я несколько раз обращался к больной с предложением назначить ей леводопу, но она сильно опасалась его приема: «Нет, я не хочу его пробовать. Это лечение разорвет меня на куски». В сентябре 1970 года она изменила свое мнение: «Полагаю, на этой стадии мне просто нечего терять».
Ее реакция на леводопу была катастрофичной с самого начала. Через десять дней после начала лечения, на небольшой дозе — 1 г в сутки, — при отсутствии какого бы то ни было терапевтического эффекта или предупредительных признаков, миссис И. действительно «взорвалась». Она пришла в страшное возбуждение, появились бредовые галлюцинации, начала видеть вокруг себя крошечные фигурки и лица и слышать голоса, которые внезапно появлялись и исчезали в разных частях палаты. У больной появилась неконтролируемая эхолалия, она пронзительным голосом сотни раз принималась выкрикивать все, что ей удавалось услышать. Преследуемая галлюцинациями и беспрестанно повторяя внешние вербальные стимулы, миссис И. производила впечатление дома, наполненного призраками: она была одержима эхом и привидениями.
Хотя назначение леводопы было немедленно отменено и мы применили самые сильные седативные средства и транквилизаторы, нам не удалось купировать это чудовищное возбуждение. Оно продолжалось три недели, почти по двадцать четыре часа в сутки, с короткими перерывами на ступор, наступавший на фоне истощения сил.
Больная почти не спала. В эти моменты проявлялся упадок интеллектуального статуса: она переставала узнавать знакомых людей, галлюцинации прогрессивно упрощались по содержанию с каждым днем. Было трудно отделаться от впечатления, что непрерывное напряжение от возбуждения головного мозга буквально выжигает сознание больной.
На четвертой неделе возбуждение внезапно исчезло, уступив место коматозному состоянию. Это состояние длилось месяц, в течение которого больная нуждалась в полном медицинском уходе, включая зондовое кормление и т. д. Когда миссис И. вышла из комы, она утратила способность кого-либо или что-либо узнавать, производила лишь односложные звуки, и у нее вообще отсутствовали признаки ментального «присутствия» в жизни. Она превратилась в пустой остов человека, полностью лишенного проблесков разума. Интеллект был стерт, больная стала абсолютно дементной. В этом состоянии безумия и функциональной декортикации она находилась семь недель, до тех пор пока не умерла от острой пневмонии.
[Аарон Э. и следующий пациент (Джордж В.) страдали не постэнцефалитическими расстройствами, а обычной болезнью Паркинсона — в случае Аарона достаточно тяжелой и потребовавшей госпитализации, а в случае Джорджа — настолько легкой, что больной имел возможность лечиться амбулаторно. Хотя они радикально отличались от больных, которых я описал ранее, я чувствую, что должен включить рассказ о них для того, чтобы показать, что леводопа может оказать глубокое, сложное действие и даже (в случае Аарона) оказать абсолютно решающее действие на больного с «обычной» болезнью Паркинсона.]
Мистер Э. родился в 1907 году старшим из двух братьев-близнецов спустя несколько лет после того, как родители переехали в Штаты. К моменту рождения мистера Э. его родители обзавелись процветающим гастрономическим магазином в правой части Бруклина. Начало жизни было исполнено трудов, серьезности и трудолюбивого самоусовершенствования. Уже с детства он начал подрабатывать, занимаясь продажей газет и выполняя разную мелкую работу. Пробелы в образовании он восполнял, посещая вечернюю школу, лекции и проводя долгие часы в Бруклинской публичной библиотеке. К двадцати трем годам мистер Э. утвердился как известный приходящий бухгалтер, смог жениться и внести залог за дом.
На протяжении последующих тридцати лет мистер Э. проявлял необыкновенную энергию и предприимчивость, расширил свое дело, вместе с другими пятью бизнесменами учредил корпорацию. В эти годы взлета он наслаждался отменным здоровьем и ни разу не пропустил работу по причине болезни или даже легкого недомогания. Он был членом масонской ложи, заметным членом правления местной синагоги, вице-президентом школьного попечительского совета, активно интересовался общественными делами. У него был обширный круг знакомых и друзей, большие деловые связи. Каждый четверг он ходил в театр, по воскресеньям играл в гольф и вместе с семьей (женой и пятерыми детьми) каждый год выезжал в Адирондакс. Это было воплощение человека, который сделал себя сам, воплощение американской мечты и американского успеха.