Никто не произнес ни слова. Все ждали.
– Одним словом, мы дали ей добро, – сказал Гарнер. – Предоставили доступ ко всему, что имели, и она с головой ушла в работу. Жила ею и дышала. Спустя полгода вновь предстала перед комитетом. С проектом.
– И кто-нибудь претворил его в жизнь? – спросила Пэйдж.
– Нет.
Пэйдж недоуменно посмотрела на него.
– Почему нет?
– Потому что шансов на успех по-прежнему было немного. Даже имея хороший проект, приходится во многом действовать наугад, методом проб и ошибок, отрабатывать детали. Дело это всегда затратное, даже если модифицируешь «Хаммер». Учитывая, что дело касается спутника, можно спокойно добавлять еще пару нулей.
– Полноте, – возразил Трэвис. – Одни только колпаки на бомбардировщиках «Стелс» стоят, наверное, по миллиону за штуку. С каких это пор Пентагон пугают такие мелочи?
Гарнер улыбнулся.
– Есть еще одна причина, еще менее правдоподобная. – Он запнулся, не зная, как лучше выразить свою мысль. – Дело вот в чем. В самом начале, когда все ломали голову, придумывая простейший способ использования этой технологии в военных целях, первостепенную роль играл фактор времени. Сделать раньше других. Это имеет смысл, когда считаешь, что есть некое, совершенно очевидное решение, к которому рано или поздно придут все. Но идея Одры была совсем иного рода. Ясности в ней не было никакой, все сплошной туман, и основывалась она на знаниях, которыми, кроме нее, никто не обладал. Вполне могло случиться, что никто в мире никогда бы до этого и не додумался. Но зато все с радостью скопировали бы наш проект, приступи мы к его воплощению. Знаете ведь, что говорят об атомном джинне, вырвавшемся из бутылки в сорок пятом. Мол, не выпусти мы его – он ни у кого бы и не появился. Я так не думаю. Деление атомного ядра – не какая-то исключительная концепция. А спутниковая программа Одры таковой была. Вот мы и подумали: а стоит ли за нее браться? Стоит ли подталкивать мир в эпоху, определяемую чем-то не вполне ясным? В общем, мы наложили вето. Убрали проект под сукно. Одра все поняла, хотя, уверен, и была разочарована. После этого она над тем проектом уже не работала. Ушла из Гарварда, защитила другую докторскую – по философии, работала волонтером при различных гуманитарных миссиях. Вышла замуж за Финна. Я не слышал о ней вплоть до девяносто пятого года, когда разразился тот небольшой скандал со статьей, которую эти двое попытались опубликовать.
Пэйдж вскинула голову:
– Вы её видели?
Гарнер покачал головой:
– Её пустили в шредер и сожгли, прежде чем она успел разойтись. Хотя я и догадываюсь, о чем шла речь. Да и вы теперь тоже.
Трэвис задумался. Если внести новую информацию в контекст того, чем занимались Финн и Одра в 1995-м, после возвращения из Руанды, где сгорели все их надежды, мечты и иллюзии…
– Вот черт! – пробормотал он. – Они хотели испытать эту спутниковую технологию в местах вроде Руанды. Ведь так, да? Это вполне возможно, если знать, как она влияет на людей, и уметь контролировать процесс. Определить в качестве мишени целый регион, подвергнуть минимальному воздействию, такому, которое создает эффект легкого кайфа, эйфории, чего угодно, лишь бы все успокоить до тех пор, пока… что?.. придут какие-нибудь миротворческие силы и возьмут все под свой контроль? Конечно, КНЧ-волны могут подействовать и на миротворцев, но, возможно, при соответствующей предварительной подготовке…
Он умолк, прикидывая возможные последствия подобных действий.
Гарнер кивнул:
– Я тогда пришел к такому же заключению. Один к одному. Уверен, детали того, как это работает, они завуалировали – раскрыть их было бы предательством, – но, да, полагаю, они предлагали нечто очень близкое к тому, о чем вы говорите.
Трэвис снова посмотрел на Пэйдж и Бетани. Думают ли они о том же, что и он? Наверное, да.
– А идея-то не такая уж плохая, – сказал он.
Гарнер опять улыбнулся:
– Да, неплохая. Неплохая, если только все ваши действия направлены на то, чтобы остановить геноцид. Но как долго это могло продолжаться? А потом посмотрите на все с точки зрения правозащитников. Глазами тех, кто отстаивает право на неприкосновенность частной жизни. Мировая супердержава, использующая спутники для воздействия на человеческий разум… Стоит ли удивляться, что отец Одры испугался за свою карьеру, когда услышал о планах дочери? Какой политик захочет, чтобы его имя связывали с чем-то подобным?
– Стало быть, вот как обстоит дело. – Пэйдж обвела взглядом присутствующих, будто удивляясь тому, как легко нашелся ответ. – Это и есть «Умбра». Сейчас, по всей видимости, технология уже существует, и через несколько месяцев с ней что-то пойдет не так. Результат – катастрофа.
Бетани кивнула в знак согласия.
– Мы знаем, что Одра ушла из Гарварда в девяносто пятом и подалась в «Лонгбоу аэроспейс», где занялась спутниками. Каким-то образом эта компания, должно быть, согласилась воплотить в жизнь ее КНЧ-проект и держать работу над ним в тайне. И даже после ее смерти Финну удалось не допустить закрытия программы. Господи… если «Умбра» включится через четыре месяца, значит, спутники уже сейчас на орбите. Десятки спутников, с глобальным покрытием вроде GPS.
– Мне известно кое-что о спутниках «Лонгбоу», – задумчиво произнес Гарнер, – по крайней мере, то, что эта компания представила на обсуждение. Предполагалось, что данная система будет представлять собой низкоорбитальную радиотрансляционную сеть для спутниковых телефонов, которые смогут в девяностых составить конкуренцию сотовому рынку. Говорят, Одра занималась этим проектом в последние два года жизни. В девяносто девятом, когда работа подошла к концу, запуск такой сети представлялся уже нецелесообразным. К тому времени сотовая радиотелефонная связь сделалась столь дешевой, что ни о каком соперничестве со стороны «Лонгбоу» уже и речи быть не могло. Закончилось тем, что мы сохранили финансирование всей этой чертовщины только в целях использования для кое-какого военного телефонного трафика. Сейчас спутники только этому и служат, что, полагаю, имеет смысл лишь в том случае, если их главной целью является нечто совершенно иное.
– Все сходится, – сказала Пэйдж. – Даже долгая – с девяносто девятого года, когда они запустили спутники, – задержка. Финну пришлось изрядно потрудиться на политическом поприще, прежде чем он смог использовать их. Предположим, он хочет продемонстрировать эту технологию в зоне какого-нибудь нынешнего конфликта, к примеру, в Дарфуре. Если все сработает как надо, это станет подтверждением его концепции, и он сможет приступить к ее публичному продвижению уже как политической доктрины. Но для этого ему придется заручиться поддержкой всякого рода влиятельных персон, по крайней мере, сделать так, чтобы они не стояли у него на пути. Он постарается, насколько это вообще возможно, привлечь на свою сторону президента. – Она посмотрела на Гарнера. – Как вы сказали, ни один политик не пожелает иметь с этим ничего общего, особенно на ранней стадии, когда есть лишь непроверенная, пугающая задумка. Стало быть, президент Кэрри пойдет на все, чтобы сохранить дело в тайне. Нападение на наш кортеж – убедительное тому подтверждение. – Она кивнула, мысленно собирая все факты воедино. – Вот и ответ. «Умбра» – это план, согласно которому спутники будут переведены в активный режим, и через пару-тройку месяцев где-то будет проведен пробный запуск. И, похоже, испытание закончится чертовски паршиво. Случится нечто такое, что приведет к непредвиденным последствиям в глобальном масштабе, чем бы, черт возьми, это ни было вызвано. Может быть, критическая потеря контроля, а потом… потом, полагаю, то, что в пятидесятых произошло с инженерами, работавшими над КНЧ-сигналами, произойдет со всем этим проклятым миром. Начинается паника. Какую роль в этом играет Юма, я не знаю. Может быть, на то время этого не будут знать и они сами. Может быть, для них это всего лишь отвлекающий маневр – дать людям хоть какую-то цель, удержать их от бунтов. Быть может, никаких рейсов «Эрика флайтс» никогда и не было.