Гэвин знал, что для лидерства нужно уважение, а чтобы заслужить уважение, надо заставить себя бояться. И Гэвин намеревался сделать все возможное, чтобы, наконец, занять место во главе.
– Всего лишь парочка этих новых парней, – добавил Гэвин. – И какая-то шлюха из Атланты.
С переднего ряда поднялся пожилой джентльмен с дрожащими костлявыми коленями:
– При всем моем уважении… Она была дочкой Джима Бриджеса, и она ни в коем случае не была шлюхой. И я думаю, что скажу за всех: мы нуждаемся в защите. Может быть, стоит организовать комендантский час? Не выпускать никого из домов в темное время суток? Может, нам стоит проголосовать?
– Сядь, старик… пока не покалечился. У нас прибавилось проблем, которые нужно разрешить. К нам идет целая толпа этих уродов.
Старик сел, ворча себе под нос:
– Это все шум от проклятых гоночных автомобилей…
– Простите, но я не припомню, чтобы давал слово дому престарелых, – Гэвин ткнул пальцем в старика. – Советую тебе заткнуться.
Через два стула от старика поднялся молодой человек.
– Полегче, Гэвин. Это тебе не кино с Джоном Уэйном. Попридержи лошадей.
– Закрой рот, Мартинес, и опусти свою латиноамериканскую задницу в кресло.
Двое солдат позади Гэвина неспешно привели автоматы в боевое положение. Человек по имени Мартинес покачал головой и сел на место.
– Вы, кажется, не понимаете всю серьезность ситуации, – сказал майор тоном инструктора строевой подготовки, убирая пистолет. – Мы сидим здесь, вместо того чтобы вплотную заняться баррикадами. Просто кучка нахлебников! Привыкли перекладывать всю ответственность на кого-то другого! Никакой дисциплины! Так вот! Ваши каникулы закончились. Появляются новые правила, и вы все будете им следовать, и делать то, что вам сказано, и держать ваши вонючие рты на замке! Поняли меня?
Гэвин замолк, ожидая возражений.
Горожане сидели тихо, как нашкодившие дети в кабинете директора. Только Стивенс через несколько долгих секунд поднял руку.
– Что на этот раз, Стивенс?
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – сказал доктор, – но мы уже на пределе. Мы делаем все возможное. Чего вы от нас хотите?
– Я хочу, чтобы вы делали то, что я вам говорю!
Тонкое, лукавое лицо Стивенса даже не дрогнуло от этого громоподобного рыка. Гэвин сделал паузу и глубоко вдохнул. Стивенс сдвинул очки на переносице и посмотрел в сторону, качая головой.
* * *
Брайан Блейк стоял в дальней части комнаты, в тени пыльного разломанного торгового автомата, засунув руки в карманы, слушая и принимая к сведению. Его сердце бешено колотилось, пистолет, словно болезненная опухоль на бедре, оттягивал карман. Горло пересохло, язык распух и едва помещался во рту. Да что же с ним такое творится?
Гэвин между тем продолжал расхаживать перед портретами основателей города, развешанными вдоль стены.
– Идет война! И этот город теперь живет по законам военного времени!
Напряженный ропот пронесся по толпе. Только у старика хватило храбрости спросить:
– И что же именно это означает?
Гэвин подошел к старику.
– Это означает, что будете вести себя хорошо и слушаться меня, – сказал он и похлопал старика по лысине.
Старик шумно сглотнул. Большинство его сограждан уставились в пол. Брайан, наблюдавший из дальней части комнаты, осознает, что дела у жителей Вудбери совсем плохи.
Вдруг послышалось какое-то невнятное бормотание.
– Тебе есть, что сказать, Детройт?
Рядом с окном – пожилой чернокожий человек, с седой бородой, в грязном комбинезоне, с длинными темными пальцами, измазанными машинным маслом. Городской механик, беженец с Севера, он бормотал что-то себе под нос, не глядя на майора.
– Говори, братан. Что тебя не устраивает? Тебе не нравится план?
Почти неслышно чернокожий ответил:
– Я сваливаю отсюда.
Он встал и направился к выходу, как вдруг майор выхватил пистолет.
– Сядь. Немедленно. Или я тебя пристрелю.
Чернокожий инстинктивно потянулся большой, мозолистой рукой к револьверу за поясом. Но прежде чем он успел достать оружие, Гэвин уже навел на него пистолет.
С раздраженным вздохом Детройт вернулся на место.
– Это касается вас всех! Вы думаете, я только о своем здоровье забочусь? К черту демократию! Это вопрос жизни и смерти! Если не хотите стать кормом для собак, вы будете делать то, что вам говорят. Доверьте охрану профессионалам и держите пасти закрытыми!
Ответом ему была тишина. Брайан почувствовал, как по спине пробежал холодок. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот проломит грудную клетку. Беспомощная ярость и ненависть затопили разум. Где же Филип, сейчас, когда он так нужен…
Какой-то новый звук прервал его размышления.
Мужчина по имени Детройт снова встал.
– Куда ты собрался, ниггер?
Детройт даже не обернулся.
– Я ухожу отсюда… удачи всем… вам она понадобится.
– Ты прямо сейчас сядешь обратно на свою черную задницу или я застрелю тебя!
Детройт продолжает идти.
Гэвин вытаскивает оружие.
Горожане громко вздыхают.
Выстрел, настолько громкий, что задрожали стены, разрывает воздух в комнате. Раздался женский крик, когда пуля вошла в затылок Детройта.
* * *
Почти тут же трое горожан бросились к выходу. Майор спокойно приказал своим помощникам – Баркеру и Мэннингу – вернуть их. Двое солдат выбежали из комнаты, оставив позади ошеломленную группу из двадцати пяти жителей, майора… и Брайана.
Комната словно повернулась вокруг своей оси для Брайана, когда Гэвин убрал оружие в кобуру, глядя на распростертое на полу тело темнокожего мужчины, словно на охотничий трофей. Теперь все внимание было приковано к майору, и он, похоже, наслаждался каждой минутой. Брайан едва разбирал, что он там бубнит о примере для остальных, которые считают, что могут подвергать опасности жителей Вудбери, не подчиняясь системе. Наступили особенные времена, вещал Гэвин. Предсказанные в Библии. Пророческие. Возможно, это и впрямь конец света. И отныне каждый последний сукин сын в этом городе должен зарубить себе на носу, что это, быть может, последняя битва между человеком и сатаной, а он, Гэвин, и есть Мессия – по крайней мере для них, жителей Вудбери.
Маниакальная лекция майора длилась всего минуту или от силы две, но за это время с Брайаном Блейком произошла метаморфоза.
Замерев напротив торгового автомата и глядя на струйку крови, просачивающуюся под подошву его мартинса, Брайан осознает, что у него больше не будет ни единого шанса в этом мире, если он снова поддастся своей главной слабости. Брайан инстинктивно хочет уклониться от насилия, уйти от опасности, избежать противостояния, и от этого ему ужасно стыдно. Он возвращается мыслями назад, к самому первому столкновению с ходячими мертвецами в Диринге, где он жил у родителей миллион лет тому назад. Зомби вышли из сарая с инструментами, и Брайан попытался заговорить с ними, убедить их. Он предупреждал их, чтобы держались подальше, швырял в них камнями, а потом убежал в дом, заколотил окна и обмочился в штаны, как трус, которым он всегда был и всегда будет. И за ту минуту, в течение которой Гэвин читал мораль горожанам, Брайан с ужасом осознал, что так ничему и не научился за весь этот долгий путь. Он все время прятался за спину брата – и в Уилтшире, и в доме Чалмерсов, где убил лишь одного-единственного зомби, да и то по чистой случайности. Он только и знал, что скулить и жаловаться Филипу – вечно слабый, перепуганный и бесполезный. С судорожной болью в сердце Брайан понял, что он не выживет в одиночку. И сейчас, когда майор Гэвин принялся раздавать приказы жителям и распределять обязанности, толковать о правилах и процедурах, Брайан вновь, уже не в первый раз, почувствовал, что его сознание отделяется от тела, как бабочка, оставляющая кокон. Ему так страстно захотелось, чтобы Филип оказался здесь и защитил его, как он это делал всегда, с самого начала их мытарств! Как Филип поступил бы с Гэвином? Что бы сделал Филип? На смену этим вопросам пришла мучительная боль утраты, острая тоска, терзающая душу. Голова кружится, но Брайан заставляет себя держаться на ногах. А в следующий миг его сознание отделяется от тела, и призрачным зрителем Брайан смотрит вниз, на самого себя, стоящего в этом душном, вонючем, переполненном зале напротив забрызганного кровью торгового автомата.