Мимо шествовала процессия других паломников. Оглянувшись, Рашмика увидела длинную череду фигур в рясах с поднятыми капюшонами. Пилигримы выходили из люка на крыше каравана, которую она не заметила прежде, и направлялись к платформе. Одновременно наблюдатели, прежде не сводившие глаз с Халдоры, четкими, выверенными движениями спускались с платформы на крышу каравана. Там они тоже построились гуськом и двинулись к другому люку. Не успел последний наблюдатель сойти с платформы, а новые паломники уже занимали освобожденные места, пристегивали руки и ноги. Пересменка заняла не более двух минут, и проделана она была с таким маниакальным спокойствием, что вряд ли могла занять меньше времени. Понятно, почему эти люди так дорожат каждой секундой, – они не могут допустить, чтобы Халдора долго оставалась без присмотра. Впрочем, надзор был вообще непрестанным: нигде на крышах других машин Рашмика не увидела такой же процедуры; остальные платформы, с застывшими в них наблюдателями, располагались под углом к горизонту. Должно быть, график дежурств требовал, чтобы по меньшей мере одна группа не сводила глаз с Халдоры, готовая к ее исчезновению.
До сих пор Рашмике не приходило в голову, что наблюдатели могут проводить время не на своем посту, а где-то внутри каравана. Оказывается, есть кому их подменить. Чем это объясняется – тем, что на Хеле развелось слишком много верующих? Или просто наблюдатели заботятся о своем здоровье, вот и делают перерывы?
Несомненно, далекие вспышки случайно совпали по времени с пересменкой наблюдателей, но все равно они усилили беспокойство Рашмики. В прошлый раз, когда девушка проникла на крышу, было впечатление, что она подсматривает за тайным ритуалом. А теперь ее и вовсе застали с поличным посреди церемонии, святость которой она осквернила своим присутствием.
Наконец последний наблюдатель занял свое место на платформе. Хотя паломники спешили пройти мимо Рашмики, не было ощущения, что она нарушила их распорядок. Платформа вернулась в прежнюю позицию, точно такую же, как на других машинах каравана, – в самую удачную для слежения за Халдорой.
Рашмика обернулась и успела заметить, как последние отдежурившие паломники исчезают в люке. Вот их осталось трое, потом двое, потом скрылся с глаз последний. Дверь, через которую пришла новая смена, уже закрылась, но второй люк оставался открытым.
Рашмика взглянула на платформу. Казалось, висящие люди совершенно не замечают девушку, словно той и вовсе нет на крыше. Возможно, ее заметили, но не сочли помехой.
Она направилась к открытому люку. На ходу Рашмика не сводила глаз с наблюдателей, хотя те никак не могли видеть ее при таком наклоне платформы, тем более что у каждого был поднят капюшон.
Рашмика не собиралась спускаться в машину. Просто ей до смерти хотелось увидеть, что творится внизу. Может быть, она не обнаружит ничего интересного – только трубу со скобяной лестницей внутри, ведущей, скорее всего, к воздушному шлюзу. Но что, если там… Воображение сразу зашло в тупик. Единственное, что удавалось представить, – это ряды наблюдателей, подключенных к каким-нибудь машинам, отдыхающих в ожидании новой смены.
Караван все качался, подскакивал на ухабах. Рашмика взялась за поручни, ожидая, что дверь люка вот-вот закроют изнутри. Идти дальше она побаивалась. До сих пор наблюдатели не выказывали агрессивности, но как они себя поведут, обнаружив вторжение на свою территорию? Об этой секте она не знала почти ничего. Что, если у них принято карать мучительной смертью тех, кто сует нос в их секреты? Появилась страшная мысль: а вдруг Харбин совершил ошибку, которую она готова повторить? Ведь Рашмика очень похожа на брата. Ей живо представилось, как Харбин от нечего делать бродит по каравану, застает смену наблюдателей и, влекомый банальным любопытством, спускается посмотреть: что там внизу? Пришла другая мысль, еще тревожнее первой: а ну как один из этих наблюдателей – Харбин?
Девушка сделала еще несколько шагов вперед и наконец оказалась у самой двери. Та все еще была открыта. Из глубины коридора лился теплый красный свет.
Рашмика ухватилась за поручни покрепче, чтобы не упасть внутрь, если караван вдруг резко повернет. Заглянув в проем люка, она увидела обычную лестницу, уходящую вниз, насколько позволял видеть угол зрения. Чтобы заглянуть дальше, пришлось бы наклониться еще ниже.
Отпустив один поручень, Рашмика подалась вперед и увидела остаток лестницы. Ступеньки заканчивались у решетчатого пола. Дальше она заметила вторую дверь, ведущую дальше в караван – скорее всего, в шлюз, если только наблюдатели не проводят всю свою жизнь в вакууме.
Караван качнулся, Рашмику понесло вперед. Она утратила равновесие, потянулась назад, пытаясь нащупать поручень, но пальцы хватали пустоту. Проем люка ринулся ей навстречу, лестничная шахта показалась куда шире и глубже, чем секунду назад. Рашмика хотела закричать, не сомневаясь, что вот-вот сорвется и полетит вниз. Перила были далеко – никакой надежды ухватиться за них на лету.
Внезапно ее падение остановилось. Кто-то удержал Рашмику, осторожно потянул ее на себя, подальше от люка. Душа девушки ушла в пятки. Только сейчас она поняла, что́ подразумевает это выражение, – собственный опыт все отлично объяснил.
Взглянув в лицо своему спасителю, она увидела лишь отражение собственного зеркального щитка, а в нем меньшее отражение другого щитка.
За визором проступали черты молодого мужского лица. Скулы, резко очерченные светом. Незнакомец медленно покачал головой, явно выражая неодобрение.
Когда смысл этого жеста дошел до Рашмики, она уже стояла ровно. Наблюдатель обогнул ее и спустился в шахту. Едва дыша от пережитого испуга, на подгибающихся ногах Рашмика двинулась следом, к краю люка, как раз вовремя, чтобы заметить, как наблюдатель тянет рычаг механизма. Упершись в свою платформу, дверь люка повернулась на девяносто градусов, загерметизировалась.
Рашмика снова осталась одна.
Девушка оглянулась, чувствуя, что ноги по-прежнему дрожат. Какая же она глупая и безответственная! Как неосторожно вела себя – ее пришлось спасать одному из паломников! Какой наивностью было допустить, что эти люди совсем не обращают на нее внимания! Теперь-то она все поняла, но поздно. Хочется сквозь землю провалиться от стыда. Паломники знали о ее присутствии с самого начала, но почли за лучшее сделать вид, что ее тут нет. А когда в конце концов она сделала то, на что невозможно было не обратить внимания, – сваляла дурака, чего уж скрывать, – один из наблюдателей вмешался быстро и решительно – так взрослый одергивает расшалившегося ребенка. И ни угроз, ни нравоучений, но от этого унижение не слабее. Рашмику никогда не воспитывали в столь жесткой форме; ощущение было крайне неприятным.
Что-то перемкнуло в ее мозгу. Она опустилась на колени и принялась стучать кулаками по закрытому люку. Требовала, чтобы наблюдатель вернулся и все объяснил ей, по крайней мере, почему он качал головой. Пусть извинится, пусть успокоит ее: мол, нет ничего плохого в том, что она подсматривала за чужим ритуалом. Ей хотелось, чтобы незнакомец избавил ее от чувства вины, взял вину на себя. Ей хотелось искупления.