Она все стучала и стучала по люку, но ответа не было. Караван с грохотом катился вперед. Наблюдатели на платформе неотрывно смотрели на Халдору. Наконец, усталая и униженная, чувствуя себя еще большей дурой, чем в момент спасения, Рашмика встала и пошла по крышам к своей машине. Под шлемом по ее лицу текли слезы бессилия, и она уже не понимала, отчего раньше считала, будто у нее хватит сил пройти путь до конца.
– Ты веришь в совпадения? – спросила пловчиха.
– Не верю, – ответил Васко.
Он стоял у окна в Высокой Раковине, в девяноста метрах над паутиной ночных улиц. Его кисти были сцеплены за спиной, ноги в сапогах чуть расставлены, спина выпрямлена. Он слышал, что здесь намечается собрание и никто не возражает против его присутствия. Оставался вопрос, почему собрание решено провести в Высокой Раковине, а не в относительной безопасности на борту корабля?
Он всмотрелся в полосу чистой воды между берегом и островерхим кораблем. Активность жонглеров не уменьшилась, но часть акватории они освободили. Очень странная полоса. Справа и слева извиваются фантомы, но между ними море тихое и гладкое, словно расплавленный металл. От суши к «Ностальгии по бесконечности» плывут лодки с фонарями: единая процессия, неровный качающийся строй. Кажется, жонглеры дают лодкам свободный проход.
– Слухи распространяются быстро, – сказала пловчиха. – Ты уже в курсе?
– О Клавэйне и девочке?
– Не только. О корабле. Говорят, он оживает. Детекторы нейтрино… Знаешь, что это такое? – Не дожидаясь ответа, она продолжала: – Детекторы нейтрино зарегистрировали реакцию в двигателях. Через двадцать три года простоя они начали разогреваться. Корабль решил, что пора взлетать.
– Никто ему не приказывал взлетать.
– А в этом нет необходимости. У него есть собственное сознание. Вопрос в том, что для нас лучше – быть на корабле, когда он взлетит, или остаться на Арарате, на пути в неизвестность? Сначала мы не поверили этой женщине, но теперь-то знаем, что наверху, в космосе, идет война.
– Да, теперь не осталось никаких сомнений, – подтвердил Васко. – И даже жонглеры, похоже, сделали выводы на этот счет. Видишь, они оставили проход в море. Они хотят, чтобы мы улетели и спаслись.
– Может быть, жонглеры просто не хотят перевернуть лодки, – предположила пловчиха. – А сами небось посмеются над нами, какое бы решение мы ни приняли. Наверное, мы для них вообще ничего не значим.
Пловчиху звали Пеллерин. Васко познакомился с ней недавно, на борту «Ностальгии по бесконечности». Пеллерин была хороша собой: высокая, сильная, как и полагается пловцу, скуластая и высоколобая. Черные волосы блестели от душистого масла, словно она только что вышла из моря. Когда Васко увидел ее впервые, ему сразу бросились в глаза веснушки на щеках и переносице, которые на самом деле были бледно-зелеными грибковыми пятнышками. Каждый пловец чутко следил за этими отметинами, означавшими, что морю он нравится, море проникает в него, разрушая барьеры между двумя очень разными по типу организмами. Говорили, что рано или поздно море забирает пловца, растворяет трофей в матрице жонглеров образами. И пловцы нисколько не противились этому. Всякий раз, уходя в океан, они играли со смертью, и для пловцов высокого ранга, таких как Пеллерин, риск был наиболее велик.
– Скорее всего, жонглеры хотят, чтобы люди спокойно добрались до корабля, – сказал Васко. – Почему бы тебе не сплавать туда и не посмотреть?
– Когда жонглеры ведут себя так, как сейчас, мы не входим в море.
Васко рассмеялся:
– Пеллерин, жонглеры еще никогда не вели себя так, как сейчас.
– Мы не плаваем в периоды их активности, – повторила она. – Жонглеры непредсказуемы, как и небесные машины-убийцы. Нам уже приходилось терять людей, и чаще всего это случалось, когда буйствовали жонглеры.
– А мне казалось, бывают обстоятельства, которые оправдывают риск, – возразил он. – Хотя, конечно, откуда мне знать? Я же работал на пищевой фабрике.
– Будь ты пловцом, Малинин, понимал бы, что в такие дни, как нынешний, в воду лучше не входить.
– Наверное, ты права, – кивнул он.
– Почему «наверное»?
Васко подумал о сегодняшнем жертвоприношении. Масштаб случившегося оставался для него непостижим. Всякий раз, когда его разум пытался проникнуть в суть события, он тонул в неведомых глубинах отваги и самоотречения. Временами он думал, всей жизни не хватит, чтобы пережитое на айсберге хоть чуть-чуть поблекло в памяти.
Смерть Клавэйна всегда будет с ним, словно шарик шрапнели в теле, чье чужеродное присутствие остро чувствуешь при каждом вздохе.
– Да потому, что собственное благополучие важнее безопасности Арарата… Будь я пловцом и руководствуйся я этим соображением, вряд ли рискнул бы войти в море.
– Малинин, ты наглый сопляк. Понятия не имеешь, о чем говоришь.
– Ошибаешься, – ответил он с внезапной злостью, – я знаю, о чем говорю. То, что я видел сегодня, дай тебе бог не увидеть никогда. Я теперь понимаю, Пеллерин, что такое мужество. Хотя лучше бы мне этого не понимать.
– Я слышала, Клавэйн показал себя храбрецом, – кивнула пловчиха.
– Разве я сказал иначе?
– Послушать тебя, так можно подумать, что храбрец ты.
– Я был там, – сказал он. – Этого достаточно.
Голос Пеллерин звучал спокойно, но это стоило ей усилий.
– Я прощаю тебе эти слова, Малинин. Понимаю, ты прошел через что-то ужасное. Может быть, даже повредился в уме. Но прямо у меня на глазах утонули двое моих друзей. Двое других растворились, тоже в моем присутствии. А еще шестеро угодили в палату для умалишенных, где теперь пускают слюни и рисуют на стенах кровью из-под сломанных ногтей. Одна из них была моей возлюбленной. Ее зовут Сицуко. Когда я ее навещаю, при виде меня она смеется и царапает стены. Теперь я для нее значу меньше, чем погода за окном. – У Пеллерин раздулись ноздри. – Ты не будешь объяснять мне, что такое храбрость, понял? То, что всем нам пришлось увидеть, забудется нескоро.
Доводы пловчихи пробили броню яростной уверенности Васко в собственной правоте. Он вдруг понял, что дрожит.
– Прости, – тихо сказал он. – Мне не следовало так говорить.
– Закроем эту тему, – согласилась Пеллерин. – Но больше не говори, что у нас не хватает духу войти в море, если ни черта в этом не смыслишь.
Пеллерин ушла. Васко остался наедине с хаосом своих мыслей. Он по-прежнему смотрел в море, на удаляющиеся от берега лодочные фонари.
Надев поверх формы Сил безопасности безликий коричневый плащ, Васко спустился из Высокой Раковины и никем не замеченный вышел в ночь.