Дима бросился к столу, начал выдвигать ящики… В одном обнаружил то, что требовалось. Ножовку по металлу и набор полотен.
– Я буду пилить, а ты рассказывай,– потребовал он.
– Что тебе рассказать, чел… Дима?
– О сидах. Что-то я не понял насчет бессмертия и жизни. Бессмертный – это тот, кто не умирает, так?
– Правильно,– Карлссон повысил голос, чтобы перекрыть визг ножовки.
– То есть это тот, кто живет вечно, да?
– А вот это неправильно. Не умирать и жить – это не одно и то же. Чтобы сид оставался живым, сохранял живое тело, он должен пить человеческую жизнь.
– Душу, что ли?
– Нет, не душу… Жизнь. Витал…
– Обязательно человеческую? Почему – не собаки или свиньи?
– Потому.
Некоторое время они молчали. Пила визжала, Карлссон разглядывал свои сожженные руки.
– Бедный мой… – проговорила Лейка. Тихо, но Карлссон услышал.
– Ничего,– сказал он.– Мне уже не больно. Скоро все зарастет. Одно плохо: руки нужны мне сейчас. С такими руками мне не одолеть сида.
– Он не один,– напомнил Дима.
– Остальные не имеют значения,– качнул головой Карлссон.– Только этот.
– Слушай, а чем тебе так досаждают эти сиды, что ты за ними гоняешься? – спросил Дима.
– Не мне,– ответил Карлссон.– Вам. Человечкам. Нас они давно уже не трогают.
– Один есть! – Дима опустил ножовку, встряхнул руками.
– Давай я попилю,– предложила Лейка.
– Обойдусь,– Дима присел на корточки, готовясь сделать второй распил.
– Погоди,– Карлссон зацепился локтем за соседний прут, упер ногу в распиленный, напрягся… И прут начал медленно загибаться в сторону.
Но протиснуться в образовавшуюся щель Карлссон всё равно не смог, так что Диме пришлось распилить еще один прут.
– Где эльф должен носить нож?
– В сердце.
Троллиная поговорка
Катя проснулась и обнаружила, что лежит на старинной кровати под балдахином. Приятно попахивало дымком. Катя привстала, ощутив ладонью холодный скользкий шелк покрывала.
В зале царил полумрак. Кроме огромной старинной кровати, другой мебели в комнате не было. Окна прятались за тяжелыми портьерами. В углу, в камине, горел огонь. Единственный источник света.
Преодолевая головокружение, Катя села на кровати. На ней было то самое платье, в котором она была на «празднике». Катины туфли стояли около кровати. Она не стала обуваться. Паркет был гладким и теплым. Катя отодвинула портьеру. За ней обнаружилась оконная ниша. По ту сторону окна было темно.
За Катиной спиной раздался шорох. Она отпустила портьеру, повернулась.
В трех шагах от нее стоял беловолосый эльф.
– Проснулась,– констатировал он.– Быстро.
«Опять… – устало подумала Катя.– Когда же это кончится?»
– Где я? – спросила она.
– Дома.
– У кого дома?
– У тебя,– голос эльфа был ласковым и каким-то… обволакивающим.– Это твой новый дом.
Комната закачалась, Катя пошатнулась и едва не упала. Эльф осторожно подхватил ее…
Придя в себя, Катя обнаружила, что лежит на кровати, а беловолосый сидит рядом и пристально на нее смотрит. Ей показалось, что эльф источает запах можжевельника, но потом она сообразила: пахнет не от эльфа, а от камина: вся комната пропиталась запахом можжевелового дыма. Катя глубоко вздохнула. Встать, открыть окно, глотнуть свежего воздуха… Но сил совсем не было, и голова кружилась. Эльф молча смотрел на нее. Катя никак не могла определить: красив он или безобразен.
– Ну что, закончился ваш праздник? – спросила она.
– Закончился,– ответил беловолосый.
– Значит, я могу уйти? – с надеждой спросила она.
– Куда?
– Домой.
– Твой дом – здесь.– Голос беловолосого был лишен интонаций, отчего казался неживым.
– Мне здесь не нравится.
– Не лги,– спокойно произнес эльф.– Тебе хорошо.
– Нет!
– …А будет еще лучше,– продолжал он, не обратив внимания на Катин возглас.– Сейчас мы начнем ритуал…
– Какой еще ритуал?
– Ритуал Обновления.
Беловолосый протянул руку и погладил Катю по голове.
– Чудесные волосы,– пробормотал он.– Для смертной, конечно. Каких-то десять лет – и прекрасный цветок превратится в сморщенный гриб. Тебе не страшно думать об этом, девица?
Катя напряглась.
«Что это он затевает?»
Рука эльфа скользила по ее волосам, легко погладила щеку, коснулась плеча. У Кати по коже забегали мурашки. Она отстранилась, ухватившись за шест балдахина, села. Похоже, ей стало лучше.
– Что такое, девица? – Эльф был удивлен, лаская ее взглядом.– Тебе неприятны мои прикосновения?
– Эдуард Георгиевич здесь?
– Да, он поблизости.
– Я хочу его видеть!
Да, силы определенно возвращались к Кате.
– Зачем он тебе?
– Хочу, чтобы он подтвердил свое обещание! – сердито сказала Катя.
– Какое еще обещание?
– Он обещал, что ничего подобного… – Катя запнулась.– В смысле, никакого интима…
– Девица, опомнись! – усмехнулся беловолосый.– Эдуард Георгиевич мне тебя подарил. Ты – подарок. Теперь ты принадлежишь мне. Целиком. Твое тело, твое…
– Помогите! – закричала Катя, вскакивая…
Эльф ловко поймал ее за руку, швырнул обратно, хлестнул по лицу кончиками пальцев.
Катя вскрикнула – на этот раз от боли.
– Не зли меня,– произнес он с угрозой.– Или тебе будет очень больно, девица!
Катя тяжело дышала, съежившись на кровати. Ей вдруг стало очень холодно в тонком модельном платье.
«Если я буду сопротивляться, он меня просто убьет,– в ужасе подумала она.– Вот влипла… Что же делать?»
Эльф снова протянул руку. Катя сжалась в комок.
– Ты боишься,– с удовольствием констатировал беловолосый.
– Не боюсь я вас,– пробормотала она, подбирая слова, чтобы ненароком не разозлить эльфа.– Но вы мне неприятны… противны. Отпустите меня!
– Ты глупа, девица. Для смертной счастье – разделить ложе с истинным Туат'ха'Данаанн. Тысячи таких, как ты, мечтают об этом. Разумеется, тебе страшно, но страх делает наслаждение острее. Некоторые твои предшественницы умирали от счастья. У смертных такое слабое сердце… – Эльф ласково улыбнулся.– Умереть от наслаждения – разве можешь ты мечтать о большем счастье? Мы, Ши, любим вас больше, чем вы сами способны любить друг друга. И мы заботимся о тех, кого любим. Но строго наказываем ослушниц!