Стекло стало мутнеть – передо мной оказалась просто каменная стена. И узкий темный проход, в конце которого слабо горел свет. Я сделал несколько шагов во тьму.
Было очень тихо. Коридор впереди казался нескончаемо длинным и темным. Не выдержав, я взял Меч в руки и вошел во тьму. Клинок был холодным даже сквозь кожаные ножны.
– Темнота – это ерунда, – громко сказал я. – Это не страшно. И то, что я уже не маленький, – тоже. Ерунда…
– Тебе теперь все ерунда, сынок, – послышалось впереди. И я замер.
– Папа? – Слова почему-то давались с трудом.
– Да, – прозвучало из темноты. – Удивительно, что ты меня не забыл. Мать ты предал очень даже просто.
– Это ты ее предал, – прошептал я, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.
– Я не предавал, Даня. Это была наша жизнь. Взрослая. И тебе ее не понять.
– Ты не можешь здесь быть, – сказал я и протянул руку. Пальцы наткнулись на что-то мягкое и теплое. Папа всегда любил костюмы из тонкой шерсти, он только их и носил. Но я отдернул пальцы, словно коснулся змеи.
– Почему не могу? Мне все объяснили. Я даже знаю, что ты здесь делаешь. Тебе хочется поиграть в войну, сынок?
– Нет, – прошептал я.
– Хочется. Ты всегда таким был. Тебе нравилось все ломать и рушить с самого детства. Убегал из дома… лгал мне. Сколько я тебя ни наказывал, это не помогало.
Я отступил на шаг. А папа продолжал:
– Хочешь знать, почему мы с мамой разошлись?
– Нет! – крикнул я. Но отец не слушал:
– Из-за тебя, Данька. Мать не захотела воспитать из тебя нормального интеллигентного человека. Она потакала всем твоим капризам. Она делала из тебя подлеца. Вот и добилась своего.
– Уходи! – крикнул я, прижимаясь спиной к стене. – Уходи! Это все неправда!
– Правда. Ты же сам об этом думал, когда я ушел от вас. А теперь готов прогнать еще раз.
Я молчал.
– Проблемы со слухом? – почти ласково спросил папа. – Ничего, беседа у нас будет долгой. Может быть, еще не поздно сделать из тебя человека. Я попробую. Все-таки ты мой сын. Я должен попытаться… Подойди ко мне.
– Ты знаешь, что у меня в руках?
– Догадываюсь, Даня. Но ты ничего не сделаешь. Я же твой отец.
– Ты не он. Ты – самое плохое, что я о нем думаю.
– Не смеши меня, сынок. Ты помнишь, что я тебе всегда говорил: проступок подлежит наказанию? Ты слишком многое натворил, и если я сейчас тебя не остановлю…
– Выйди на свет, папа, – сказал я и вдруг почувствовал, как исчезает страх. Отец замолчал.
– Ты боишься, папа? – спросил я. – Боишься? Чего? Света или того, что я уже не помню твоего лица?
– Не пререкайся! – крикнула темнота. Но теперь страх был в ее голосе.
– Ты помнишь, как наказывал меня, папа? Всегда по вечерам, чтобы у меня была ночь на размышления. А может, ты просто чувствовал себя сильнее и справедливее – в темноте? Что ты молчишь, папа?
Я уже шел по коридору, и за спиной был свет. Вслед мне звучало что-то неразборчивое про маму, и про то, что я во всем виноват, и про то, что я маленький фашист и убийца, который хочет побыстрее стать взрослым негодяем. Но я уже вышел из коридора. В комнату, где было светло и откуда вел еще один коридор – широкий, нестрашный. Спиной ко мне, вглядываясь в коридор, стоял Лэн. В руках у него был Настоящий меч в ножнах. Я даже посмотрел на свои руки – но и в них был тот же Меч.
– Ты настоящий или просто испытание? – спросил я. Лэн мгновенно развернулся, и мне стало не по себе.
Лэн, кажется, был настоящим. Испуганный взгляд, волосы взлохмачены. И смотрел он на меня так же, как я на него: «Ты настоящий или нет?»
– Ты… ты Данька? – осторожно спросил Лэн.
– А ты Лэн?
Мы глупо смотрели друг на друга, потом Лэн неуверенно улыбнулся. Сказал:
– Я-то настоящий.
– А откуда ты здесь взялся? – подозрительно спросил я.
– Оттуда же, – скосил вверх глаза Лэн. – Если Настоящий меч может служить сразу многим… – Он не закончил.
– Здорово, – признался я. – Мне и в голову не пришло.
– А ты уже чего-нибудь испугался? – спросил Лэн.
– Да так, мелочи… А ты?
– А я только появился. Стою, думаю, куда идти, – и вдруг ты.
– Я в той стороне все проверил, – похвастался я. – Это простой Лабиринт, без разветвлений. Пошли в эту дверь. – Давай.
Проходя мимо Лэна, я словно случайно тронул его за плечо. Вроде бы все было без подвоха. И мы пошли по коридору, я впереди, Лэн следом.
– Может, я впереди пойду? – тихо спросил Лэн через минуту. Коридор становился все темнее и темнее.
– Зачем? – насторожился я.
– Ну… вдруг ты мне не доверяешь. Думаешь, что я не настоящий…
Я даже засмеялся от такого признания и спросил:
– А ты веришь, что я – Данька?
– Да, – заверил Лэн. – Зачем бы Мечу подсовывать мне такое испытание? Я тебя не боюсь. Мы ведь друзья.
– Ну и я тебя не боюсь, – сказал я.
Тьма стала совсем густой, никакого просвета. И даже впереди не угадывалось выхода.
А действительно ли я не боюсь Лэна? Все-таки в нем есть Тьма… И если сейчас… Я замотал головой, отгоняя предательский страх. И попытался думать логически. Если Лэн настоящий – а так оно, наверное, и есть, то бояться его нечего. Если же нет, если Меч все-таки придумал для меня еще одну подлую проверку… Мне же вовсе не так страшно, как раньше. Значит, этот страх не самый главный. И его можно побороть самому.
– Данька… – Рука Лэна легла мне на плечо. – Давай я пойду впереди.
От его прикосновения я вздрогнул. И отказываться от предложения мне уже не хотелось. Но я все-таки спросил:
– А почему ты хочешь пойти первым?
– Я к темноте привык, – просто сказал Лэн и обогнал меня. Минуту мы шли молча, лишь временами я касался его плеча, проверяя, не разминулись ли мы.
А потом Лэн вскрикнул, впереди послышался шум. Я рванулся вперед… и голова словно взорвалась от боли.
Первое, что я почувствовал, очнувшись, – это рукоять Меча, давящая в щеку. Я лежал на полу, Меч подо мной… А вдали затихали шаги и смутно знакомые голоса. Я оперся о пол, пытаясь подняться, и пальцы скользнули по процарапанным в камнях бороздкам.
Летящие.
Летящие, которых не могло быть в Лабиринте. Их и не было, конечно, это только мой страх… или страх Лэна.
Я встал, затаив дыхание, вслушиваясь. Шаги затихали, Летящие уходили назад по Лабиринту. И я, конечно же, мог их догнать… освободить Лэна.