Только вот в чем беда – я не боюсь Летящих. И то, что они похитили Лэна, меня не пугает. Если Лэн настоящий – то он сам должен справиться.
– Извини, – сказал я в темноту. – Каждый сам дерется со своим страхом. Извини.
И пошел по коридору дальше… Минуту, две, три… Было совсем тихо, и лишь по дуновению воздуха на лице я понял, что вышел из коридора в очередную комнату. Большую, но абсолютно темную.
И самое странное было то, что я совершенно не боялся за Лэна.
– Здесь есть кто-нибудь? – крикнул я. – Эй, новый страх!
Тишина. Тишина и темнота со всех сторон.
– Эй! – крикнул я еще раз, но тише. Мне стало не по себе. Шуточки Настоящего меча кончились. И теперь готовилось что-то серьезное.
– Ты зря кричишь, – сказали из темноты. Знакомый голос с чужой интонацией. – Скоро все будет хорошо.
– Лэн? – спросил я. Это был его голос. Его, но с интонацией…
– Да, Летящий-Лэн. Я пришел за тобой, Данька.
– Это не ты, – с облегчением сказал я. – Никакие Летящие не превратили бы тебя за несколько минут. Ты снова страх. А я тебя не боюсь.
Тот, кто называл себя Летящим-Лэном, засмеялся.
– Конечно, Данька. Глупый Меч считал, что ты можешь испугаться своего друга. Это не так. Ты же смотрел на него Настоящим взглядом и знаешь, что он не предаст.
– Знаю, – сказал я.
– И с родителями… Ты давно уже не боишься за мать и перестал бояться отца. Ты вырос.
– Да, – сказал я.
– Ты даже врагов не боишься, верно? Ты просто не веришь, что можешь умереть.
– Не верю, – прошептал я.
Голос в темноте стал почти вкрадчивым:
– Но я знаю, чего ты боишься, Данька. Странный такой страх, неожиданный. Ты боишься, что тебя предаст друг. Что с ним случится что-то такое, что…
– Замолчи! – крикнул я – Замолчи! Лэн меня не предаст!
– В жизни – возможно. А вот здесь, в Лабиринте Меча, предал. Но и ты не стал его спасать, так что все честно.
– Я знал, что это все не по-настоящему!
– Разве? Подозревал – но не знал. Значит, ты его предал, и теперь пришло время расплаты… Данька, а почему ты так боишься предательства друга?
Я молчал.
– Тебя всегда предавали? Или ты предавал сам? А, Данька?
– У меня не было друзей, – с трудом выговорил я. – У меня никогда не было настоящих друзей.
Летящий-Лэн засмеялся:
– У кого они есть, Данька… Впрочем, ты сказал правду. Смелый поступок.
– Со своим страхом нужно быть смелым.
– Хорошие слова. Что ж, попробуй.
Лязгнул металл, и что-то просвистело в воздухе рядом с моим лицом. Я отшатнулся, но слишком поздно. Щека стала мокрой и липкой, а по полу забарабанили капли.
– Чуть точнее, – прозвучало из темноты, – и тебе конец.
Прижимая ладонь к лицу и стискивая в другой руке Меч, я отступил. Щека болела толчками – то сильнее, то слабее.
– Тебе конец, – повторили из темноты. – Ты не видишь меня, а я тебя вижу. Даже Настоящий меч тебе не поможет.
Снова свист рассекаемого воздуха, но на этот раз я успел пригнуться. Враг был где-то рядом. Придуманный мною враг, который убивал не хуже настоящего…
Я потянул рукоять, и клинок выскользнул из ножен. Настоящий меч был виден сквозь тьму – тонкая светлая полоса.
– Решил попробовать? – подбодрили меня из темноты. – Ну что ж, давай… Не промахнись.
Я слышал, где он стоит. Прекрасно слышал. Словно Летящий-Лэн хотел, чтобы я его ударил.
– Не промахнусь, – пообещал я. – Мне будет трудно не попасть.
Развернувшись спиной к своему страху, я поднял Настоящий меч. И ударил – не целясь. Трудно промахнуться по темноте.
Раздался треск, словно бритвой полоснули по бумаге. И в глаза мне ударил свет. Я зажмурился, невольно прикрываясь руками и все же видя своим Настоящим взглядом, как клочья тьмы съеживаются и исчезают. Последней погасла тьма на том месте, где стоял Летящий-Лэн.
По полу тихо стучали капли. Кровь – она не красная, она черная. В ней есть тьма. В ней всегда была тьма.
Комната, в которой я стоял, была последней. Никакого выхода – лишь дыра в потолке, узкий и длинный колодец, в конце которого дрожала искорка света.
Я посмотрел на меч в своих руках – Настоящий меч. По светлому клинку струились белые ветвистые разряды. Капля крови, упавшая на него, зашипела, сгорая.
– Ты мне пока не нужен, – сказал я Мечу. И тот послушно исчез. Лишь ножны остались на поясе. Я взмахнул руками, расправляя Крыло. По комнате прошел ветер, сметая к стенам пыль.
Здесь не было никаких воздушных потоков, и взлетать было трудно. Но я взлетел, отдавая Крылу остатки сил. Странно, их оказалось так мало…
Я так и не поднялся к концу колодца. Где-то на полпути стены сомкнулись вокруг меня – и растаяли. Не успев толком сложить Крыло, я вывалился в комнату оружейника – не то через потолок, не то через стену. Хорошо, что Крыло смягчает удары.
Котенок по-прежнему лежал на столе. Кажется, они с оружейником о чем-то разговаривали.
Лэн спал на диване, подложив под голову руки. Ни в какой Лабиринт он за мной не спускался, и, сообразив это, я окончательно расслабился.
– Рад за тебя, мальчик, – сказал оружейник. Он ничуть не удивился моему появлению, голос его был спокойным и чуть печальным.
– Я победил, – сказал я, садясь рядом с Лэном.
– Понимаю. Иначе ты не вернулся бы, – спокойно подтвердил торговец.
Я потрогал лицо. Крови там уже не было, ни капли. Но через щеку тянулся шрам – тонкий, словно бы заживший давным-давно.
– Трудно пришлось? – поинтересовался оружейник.
Я кивнул. Мне почему-то казалось, что он примется расспрашивать меня, но он не сказал больше ни слова. Просто сидел и смотрел то на меня, то на ножны Настоящего меча.
Пихнув Лэна в плечо, я встал и посмотрел на Котенка. Тот отвернулся.
– Пойдем домой, – сказал я.
Всю дорогу Лэн расспрашивал меня о Лабиринте. А когда понял, что я не хочу говорить, надулся и замолчал. Котенок бежал рядом, непривычно тихий и молчаливый.
Мы поужинали в «Заведении» к восторгу очередной порции зевак. На этот раз Котенок не стал их мучить – оживленно беседовал с Магдой и заказывал то новую порцию рыбы, то блюдце сметаны. Потом мы поднялись в свою комнату, и обиженный Лэн, не снимая Крыла, завалился на кровать. Котенок устроился у него в ногах.
Минут пять мы молчали. Лэн уснул – у него с этим никогда не было проблем. А мы с Котенком сидели в полумраке – лишь из окна падал тусклый фонарный свет.