Мы ни слова не сказали о Лимстоке, или об анонимных письмах, или о самоубийстве миссис Симмингтон.
Мы отбросили все это, и, я думаю, Оуэн Гриффитс был счастлив. Его темное, печальное лицо осветилось, и он высказывал интересные мысли.
Когда он ушел, я сказал Джоанне:
— Этот парень слишком хорош для твоих фокусов.
— Это ты так считаешь! — воскликнула Джоанна. — Все вы, мужчины, поддерживаете друг друга!
— А почему ты охотишься за его шкурой, Джоанна? Задетое тщеславие?
— Возможно, — сказала моя сестра.
В тот день мы были приглашены на чай к мисс Эмили Бэртон в ее комнаты в деревне.
Мы решили прогуляться пешком, поскольку я чувствовал себя достаточно сильным для того, чтобы на обратном пути самостоятельно вскарабкаться на холм.
Мы вышли с таким расчетом, чтобы иметь запас времени, пришли слишком рано, и открывшая нам дверь высокая, костлявая женщина со свирепым лицом сказала, что мисс Бэртон еще нет.
— Но она вас ожидает, я знаю, так что, пожалуйста, входите и подождите немного.
Очевидно, это и была преданная Флоренс.
Мы проследовали за ней вверх по лестнице; распахнув дверь, она провела нас в некое подобие уютной гостиной, хотя, возможно, бедновато меблированной. Некоторые из вещей, как я заподозрил, были доставлены сюда из «Литтл Фюрц».
Женщина явно гордилась комнатой.
— Здесь мило, не так ли? — требовательно спросила она.
— Очень мило, — мягко сказала Джоанна.
— Я устроила все так уютно, как сумела. Не совсем то, чего бы мне хотелось, и, уж конечно, не то, что мисс Эмили должна бы иметь. Она должна жить в собственном доме, как полагается, а не болтаться по комнатам. Я у нее девять лет была горничной.
Флоренс, весьма смахивающая на дракона, по очереди осмотрела нас обоих укоряющим взглядом. Я утвердился в мысли, что сегодня у нас несчастливый день. Джоанне досталось от Айми Гриффитс и от Патридж, а теперь нам обоим влетело от драконши Флоренс.
Джоанна, раздраженная несправедливостью, сказала:
— Ну, мисс Бэртон хотела сдать дом. Она сама обратилась к агенту по недвижимости.
— Она была вынуждена, — сказала Флоренс. — И она живет так экономно и осторожно. Но даже теперь правительство не хочет оставить ее в покое. Безжалостно требует одного и того же!
Я печально покачал головой.
— Во времена старой леди денег хватало, — продолжала Флоренс. — А потом все эти бедняжки умерли одна за другой. Мисс Эмили ухаживала за всеми по очереди. Она надорвалась на этой работе. Она всегда была такой терпеливой и безропотной. Но на нее всякое наговаривали, да еще и беспокойство из-за денег в довершение ко всему! Акции не приносят того дохода, который должны бы приносить, так она говорит; и почему я не должна ей верить, хотела бы я знать? Люди должны бы стыдиться самих себя. Обманывать леди вроде нее, которая ничего не понимает в цифрах и не может разобраться во всех этих фокусах!
— В общем-то любой может в этом разобраться, — сказал я, но Флоренс не смягчилась.
— Это верно для тех, кто вполне самостоятелен, но не для нее. Она нуждается в присмотре, и пока она со мной — я намерена следить, чтобы никто не обманул ее и не огорчил как бы то ни было. Я все сделаю для мисс Эмили!
И, вперив в нас долгий пристальный взгляд, чтобы ее мысль проникла в наше сознание, преданная Флоренс вышла из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь.
— Ты не чувствуешь себя кровопийцей, Джерри? — спросила Джоанна. — Я чувствую. Что с нами происходит?
— Мы, кажется, здесь не слишком-то к месту, — сказал я. — Меган от нас устала, Патридж не одобряет тебя, преданная Флоренс не одобряет нас обоих.
Джоанна прошептала:
— Хотела бы я знать, почему Меган уехала?
— Мы ей наскучили.
— Не думаю. Хотела бы я знать… Как ты думаешь, Джерри, может быть, это из-за того, что ей сказала что-то Айми Гриффитс?
— Ты имеешь в виду — сегодня утром, когда они говорили на крыльце?
— Да. Конечно, времени у нее было немного, но…
Я закончил фразу:
— Но эта женщина действует, как слониха! Она могла…
Открылась дверь, и вошла мисс Эмили. Она была розовая, немного задыхалась и выглядела возбужденной. Глаза ее были очень синими и сияющими.
Она смущенно прощебетала:
— О, дорогие, извините, я опоздала. Я делала покупки в городе, и пирожные в «Голубой розе» показались мне недостаточно свежими, поэтому я пошла к мистеру Лигону. Я предпочитаю покупать их в последнюю очередь, тогда можно получить свежайшую порцию, только что из печи, и не следует покупать их днем раньше. Но я так огорчена, что заставила вас ждать, — вот уж беспардонность…
Джоанна прервала ее:
— Это наша вина, мисс Бэртон. Мы пришли слишком рано. Мы пошли пешком, а Джерри теперь шагает так быстро, что мы приходим всюду слишком рано.
— Ничуть не рано. Не говорите так. Чего-либо хорошего не бывает слишком много, знаете ли.
И старая леди нежно похлопала Джоанну по плечу.
Джоанна оживилась. Наконец-то, кажется, она имела успех. Эмили Бэртон обратила свою улыбку и ко мне, но с легким признаком робости, как бы обращаясь к тигру-людоеду в тот момент, когда можно ручаться за его безвредность.
— Очень мило с вашей стороны принять участие в таком дамском занятии, как чаепитие.
Эмили Бэртон, я думаю, представляла мужчин бесконечно поглощающими виски с содовой и курящими сигары, а в перерывах исчезающими для того, чтобы соблазнять деревенских девиц либо заводить интрижки с замужними дамами.
Когда я позже сказал об этом Джоанне, она заметила, что, возможно, мне хочется думать, будто Эмили Бэртон такого мнения о мужчинах, но, увы, это не так.
Тем временем мисс Эмили суетилась в комнате, устраивая Джоанну и меня возле небольшого столика и осторожно обеспечивая нас пепельницами, а минутой позже дверь открылась и вошла Флоренс, держа поднос с чаем и очаровательными фарфоровыми чашками «Корона Дерби», которые, как я догадался, мисс Эмили привезла с собой. Чай был китайский, высшего сорта, и еще была масса тарелок с сэндвичами, тонкими кусочками хлеба с маслом и множеством маленьких пирожных.
Флоренс теперь сияла и смотрела на мисс Эмили с почти материнской нежностью, как на любимое дитя, играющее в «гости».
Джоанна и я съели гораздо больше, чем нам хотелось, — хозяйка так старательно угощала нас. Маленькая леди действительно наслаждалась тем, что она принимает гостей, и я чувствовал, что для Эмили Бэртон Джоанна и я представляем огромное приключение — два человека из таинственного мира Лондона.