– Осторожность никогда не помешает. Тем более в подобном деле. На этом пути столько опасностей подстерегает, что…

– Ладно, тормози, знаю я обо всех опасностях! – оборвала его Бояркина. – Нажираться только не надо когда не положено. А кто не рискует, тот не пьёт шампанского.

– Ты ещё скажи, что лучше один раз напиться крови, чем всю жизнь падалью питаться.

– Один раз напиться, согласна, может быть, и мало, но всю жизнь падалью питаться я тоже не хочу. А такие импотенты, как ты, они согласны.

– Ты хочешь сказать, что я импотент? – сделав удивлённое лицо, спросил Подлесный.

– Да не то чтобы… – повела плечом Марина. – Да и я – другом смысле. В том смысле, что таким, как ты, ничего от жизни не надо.

– Кроме падали?

– Вот именно.

– Это кто? – Дмитрий кивнул на дверь её кабинета.

– Клиент.

– Не тот, которого ты лечила с моим участием? Того тоже Виктором звали.

– Нет, это другой.

– Он-то не падалью питается?

– Думаю, что нет, – внимательно глядя на собеседника, ответила Бояркина. – Почему ты спрашиваешь?

– Да так, – Подлесный загадочно улыбнулся. – Ты сказала сейчас, что обо всех негативных моментах тебе известно.

– И что?

– Но, согласись, предвидеть всё ещё никогда и ни у кого не получалось. Давай, например, сделаем такое предположение. Вот возьмём, к примеру, тебя. Вот перешла ты, скажем, кому-то дорогу, и решили тебя убрать. Обращаются к человеку и говорят: мне нужно то-то и то-то. И этот человек говорит в ответ, что у него кое-что подобное имеется на примете, и звонит тебе. Ты такое можешь представить? Ты посылаешь на встречу с заказчиком своего киллера, который получает деньги и данные на жертву. А жертва-то эта – ты сама. Представляешь? Ты принимаешь заказ на убийство…

– У тебя богатенькое воображеньице, Диман, – насмешливо улыбаясь, остановила его Бояркина.

– Но ты допускаешь, что такое вполне может случиться? Причём схемка может быть и посложнее. Допускаешь? – Подлесный теперь был максимально внимателен к малейшим движениям собеседницы.

– Диман, давай не будем отрываться от земли.

– Но – вдруг?

– Перестань болтать чепуху. Я целых полчаса слушала твою тираду, думая, что ты членораздельное что-то сказать желаешь.

– Ты вообще и полностью исключаешь подобную возможность?

Марина не ответила. Она смотрела на него одним из тех взглядов, какими смотрят на неразумных детей, несущих несусветную околесицу.

– Такого быть не может, по-твоему? – повторил вопрос Дмитрий.

– А ты трамваев не боишься? Кирпича на макушку? А ещё и так может случиться, что завтра ядерная война начнётся.

– Ядерная война – это для всех. А то, о чём мы говорили, – для конкретного живого человека. И этим человеком может оказаться любой. А любой предприниматель – в сто раз скорее.

– Ладно, меня ждут, – сказала Бояркина и поднялась. – Я скажу Барыбенко, чтобы он отвёз тебя домой.

* * *

Если бы Подлесный и не знал, что квартира, в которой ему предстоит жить, принадлежит старой женщине, то понял бы это, едва переступив порог. Всё здесь было ветхим, стареньким, потёртым, выцветшим. У порога лежал коврик, более естественно смотревшийся бы в контейнере для мусора. Но Дмитрий, тем не менее, вытер об него туфли, а затем уже прошёл в комнату. Кровать с двумя подушками, накрытая покрывалом с красочным изображением оленя на фоне озера и лесных зарослей, небольшой столик с клеёнкой, два стула, комод, бельевой шкаф, телевизор «Рекорд» на тумбочке, на полу – половики.

И было множество других вещей помельче, которые хотелось выкинуть тотчас же вон из квартиры. Даже не потому, что они будут постоянно мешать, а потому, прежде всего, что всё тут, без сомнения, источало этот старушечий запах, впервые коснувшийся его ноздрей, пожалуй, ещё на лестничной площадке. Дмитрий дошёл до балконной двери и открыл её настежь. Однако этого показалось недостаточно, и он шагнул на балкон. Хлама много было и здесь, но воздух отличался в лучшую сторону.

На балконе он стоял до тех пор, пока не появилось отчётливое желание броситься вниз. Как глупо! Последние мгновения жизни наполнить ужасом стремительно несущейся навстречу смерти! И Дмитрий решительно возвратился в духоту квартиры.

На кухне страшно гудел и трясся допотопный холодильник. Внутри него обнаружилась колбаса, а также кусок сыра, десяток яиц, две банки рыбных консервов и кусок сала в морозильнике. Молодец Маринка – даже сала прикупила. Правда, что касается консервов, тут она допустила промашку, потому как он признавал лишь в масле консервированную рыбу, но отнюдь не в томате.

В ванной Подлесный нашёл своё любимое полотенце с кистями и туалетные принадлежности. Свежеизвлечённый из упаковки кусок мыла даже на вид прекрасно пахнул. На полу стояли его тапочки. Почему-то рядом с унитазом. А стоять тапочки должны были в коридоре, возле двери.

Небрежность – одна из определяющих особенностей характера Бояркиной. Экспромтом, по сути, родить блестящий план выдворения своего бывшего возлюбленного, а затем столь неаккуратно осуществить данную инсценировку – как раз в её стиле. Ведь знает же, что консервы в томате он терпеть не может. А взбивать подушки? Неужели ж он стал бы взбивать подушки?

Ему стало смешно. То есть он неожиданно для себя повеселел. О чём печалиться? Она подарила ему свободу, заплатив, к тому же, за квартиру, которая, надо надеяться, скоро будет восприниматься в качестве родного дома. Он ещё не в том возрасте, когда невозможно или очень трудно привыкать к новому месту жительства. Обживётся и ещё гостей будет принимать. Женщин. Его семейное положение изменилось. В лучшую или худшую сторону – он пока не разобрался. Однако всё выветрится: из квартиры – старушечий запах, из души его – Маринка со всеми её прибамбасами округлых форм.

12

Подлесный позвонил в дверь и долго ждал, пока ему откроют. Увидев его, Шура чуть улыбнулась и, кивнув, пригласила:

– Заходи.

– Здравствуй, Шура! Ты одна? Я тут мимо проходил…

– Ясно. Ну заходи, раз мимо проходил.

Дмитрий разулся и двинулся следом за хозяйкой. Но вспомнил о бутылке и вернулся к оставленной возле вешалки сумке. Заметив в руках Дмитрия бутылку вина, Шура молча поднялась и отправилась на кухню. Спустя пять минут они уже пили вино, закусывая шоколадом и яблоками. Шура выглядела невесёлой и словно измученной физически и душевно.

– Кстати, а где твой муж? – спросил Дмитрий. – Он у тебя в командировке?

– Может быть, и в командировке, – устало произнесла Шура.

– Что значит «может быть»? Вы расстались?

– Так чтоб умышленно мы, кажется, не расставались, но… – Шура тяжело вздохнула и посмотрела Дмитрию в глаза. – Но он исчез. Между прочим, в тот самый день, когда ты был у меня. В ту ночь, если уж быть совсем точной.