– А вот я, напротив, не возражал бы. И даже настаивал бы, раз такое дело! – сделал заявление Подлесный. – И можете меня обыскать!
– Да перестаньте! – потребовала хозяйка квартиры. – И давайте не будем больше об этом. Егор Палыч, я обещала вам кофе. Я сейчас приготовлю.
Шура поднялась и ушла на кухню. Гольцов и Подлесный сидели молча. Дмитрию хотелось откланяться и уйти, однако что-то подсказывало ему, что делать этого отнюдь не следует. Он попался практически на месте преступления. Какое, однако, счастье, что он успел вернуть деньги на прежнее место. А вдруг бы его обыскали да и нашли при нём именно столько денег, сколько имелось у Шуры? В этом случае он загремел бы за решётку. За свои кровные, к тому же. Кровавые, точнее.
Подлесный с облегчением вздохнул, и в ту же секунду оглушительная мысль нанесла парализующий удар по всему организму. Опа! А ведь он деньги-то положил не туда, откуда их взял, когда нашёл! В спешке он затолкал их в какой-то кувшинчик на нижней полке! А были-то они на средней полке, в коричневой глиняной вазе! Это что же получается? А получается, что деньги он перепрятал.
Следовательно, не сегодня-завтра Шура обнаружит их отсутствие и, конечно же, подумает на него. Да, именно так, именно на него и падёт подозрение. И у неё есть свидетель. Да ещё какой! Из уголовного розыска! Значит, ему просто необходимо добиться, чтобы его обыскали – только так он может отвести подозрения, которые неминуемо последуют. Дмитрий вскочил на ноги и почти закричал:
– Я требую, чтобы меня обыскали! С ног до головы или наоборот, но – досконально.
– Успокойтесь, – поднял руку Гольцов. – Александра Георгиевна ни в чём вас не подозревает. И прекрасно. Не стоит волноваться.
– Нет, я требую, чтобы меня досконально обыскали. Чтобы никаких недомолвок… Я хочу жить спокойно и не бояться, что кто-то придёт вдруг и заявит, что я его деньги украл.
– Или драгоценности.
– Что?.. Да, или драгоценности.
И Подлесный принялся выворачивать карманы рубашки, демонстрируя их содержимое:
– Вот записная книжка с авторучкой, деньги… Совсем немного, не больше сотни. Смотрим дальше. Что у нас в брюках?
– Что у нас в брюках? – улыбнулся Гольцов.
– А ничего особенного. Носовой платок – пожалуйста. Можете пощупать его – ничего нет. Кстати, могу развернуть его. – Дмитрий ухватил платочек за кончик и встряхнул. – Видите? Ничего нет… Следующий карман… Ключи, мелочь, жетоны…
Когда Дмитрий добрался до носков, в комнату вошла Шура. Вид она имела растерянный.
– А ведь у меня деньги пропали, – сообщила она, переводя взгляд с Гольцова на Подлесного и обратно.
– Ну вот, пожалуйста! – взмахнул руками Дмитрий.
– Много? – встрепенулся Гольцов.
– Восемнадцать тысяч. Долларов.
– Много, – повторил Гольцов, но уже без вопросительной интонации в голосе. И посмотрел на Подлесного.
– Ну вот, я так и знал! Все подозрения на меня! – возмутился подозреваемый. – Но у меня ничего нет, в чём вы имели возможность убедиться. Шура, я предъявил человеку все свои карманы. Я не брал.
– Но где же деньги?
– Не знаю. Я не брал. При мне нет таких денег. Мелочь одна только.
Уквасова и Гольцов молчали. Нехорошо молчали. Так, по крайней мере, казалось Подлесному. И не оставалось ничего иного, как только взять этих двоих за шиворот да и ткнуть их носами в якобы украденные деньги.
– Покажи, где у тебя лежали деньги! – обратился Дмитрий к Шуре.
– Они были в кухне, в шкафчике, – ответила та.
– Идём!
– Руками попрошу ничего не трогать, – распорядился Гольцов, направляясь следом за Уквасовой и Подлесным.
Вскоре деньги были найдены.
– Но они лежали вот в этой вазе! – воскликнула Шура.
– Ты уверена? – не без усмешки спросил Дмитрий.
– Но я же сама их положила… В эту вазу… – несколько растерянная Шура задумалась, приподняв брови и выпятив губы.
– Остальное всё на месте? – счёл необходимым поинтересоваться Гольцов.
– Да… Я думаю, что да.
– Ну что ж, ладно, в таком случае я пойду, – сказал Гольцов.
– Да ведь кофе готов, – всполошилась Уквасова.
– Нет, спасибо, мне пора. Меня ждут. В следующий раз как-нибудь.
Гольцов ушёл. Прощальный взгляд его Подлесному не понравился. Пристальный, запоминающий и… чёрт его знает ещё какой.
Проводив Гольцова, Шура на кухню не вернулась, а прошла в гостиную. Когда Дмитрий вошёл туда, Шура сидела в кресле. Стопки долларов в её руках уже не было. Значит, спрятала. Скорее всего, где-то здесь.
– Ты собиралась угостить меня кофе, – напомнил Дмитрий.
– Да-да, конечно. Я и забыла, – откликнулась Шура, однако с места не двинулась. По виду её Подлесный понял, что женщина о чём-то мучительно размышляет.
Дмитрий решил, что медлить ни к чему, и ринулся в атаку:
– Шура, тебе не кажется, что я должен сейчас кое-что получить?
– Ты опять о кофе? – фальшивым голосом произнесла Шура.
– Я о деньгах.
– О каких деньгах?
– О моих.
– Я тебя не понимаю.
– Ты прекрасно меня поняла.
– Нет, не поняла. Ты бы всё-таки пояснил. – Шура говорила с раздражением, на него почти не смотрела.
– Ты хочешь сказать, что эти деньги, которые ты сначала потеряла, а потом нашла, – не мои?
– С чего ты взял, что они твои? – перешла в контратаку Уквасова. – В моей квартире – твои деньги? Ты опасно заблуждаешься, мой друг. Это мои сбережения, да будет тебе известно.
– А ты расскажи, каким образом ты их сберегла! Уж не в результате ли того, что обобрала пьяного мужика?
– О каком пьяном мужике речь?
– Я о себе говорю! Когда я был пьяный вдрызг в тот раз! Ты сказала, что денег при мне не было, а на самом деле – вот они, на твоей кухоньке! Точнее, теперь уже не в кухоньке, а уже в другом, как я понял, местечке.
Уквасова и не думала сдаваться:
– Я тебе уже говорила, что ты был пустой, почти без гроша в кармане!
– Ты проверяла мои карманы? Вот и созналась, голубушка! – саркастически ухмыльнулся Подлесный.
– Ни в чём я не созналась! И карманы не проверяла. А денег у тебя не было. И отстань от меня!
– Получу свои кровные и отстану. Даже купюры совпадают.
– Да ты что? – издевательски сказала Шура. – Номера купюр совпадают? Они у тебя переписаны? Ну-ну, предъяви доказательства.
– Не нужны никакие доказательства! И так всё тут предельно ясно и понятно!