– Шурка? – повторил Толян. – Знакомое имя.
Шура направилась вон из комнаты, но Толян остановил её:
– Стой! Останься. Ты должна здесь остаться в целях обеспечения исполнения приговора. Чтобы не пришлось потом бегать за тобой.
– Не только для этого, – пробурчала Верка. – Ещё и для объективности.
– Что? – не понял Толян.
– Обеих надо выслушать. И ту, и другую.
– Анюта – вдова моего друга.
– Выпусти меня, ты, друг вдовы! – Шypa попыталась обойти Толяна, но из этого у нее ничего не вышло.
– Ты, красавица, останешься здесь, с нами! – услышала она суровый ответ. – Садись и не дёргайся! На диван садись! – И Толян силой усадил Шуру. – Верка, давай пододвинем стол к дивану.
– Ты и эту коньяком поить собрался? – снова недовольно буркнула Верка.
– Не твоё дело. Поищи на кухне инструмент и подготовь стол к застолью. И пошевеливайся, а то у меня инфаркт сейчас будет. Или инсульт.
– Раскомандовался! Да кто ты такой, в натуре?!
– Вперёд! – Толян легко подтолкнул Верку в спину, и Верка, сжав кулачки, резко обернулась к нему. – Иди-иди! – зло прищурился Толян.
Подерутся или нет? – затаила дыхание Шура. Если эти опасные люди раздерутся, то можно будет воспользоваться суматохой и убежать. Надежды не оправдались, женщина обложила мужчину матом и отправилась на кухню. Спустя несколько минут она возвратилась уже вместе с хозяйкой. Началось застолье.
Толян провозгласил:
– Сначала только пьём и закусываем. Все деловые вопросы будем решать на сытый желудок.
– Ясно, когда ужрёшься, как свинья, – заметила Верка.
– Я – как свинья? Да я в канаве в последний раз лежал лет пятнадцать назад. Едва ли не единственный раз в жизни.
– А мебель у меня всю обрыгал кто?
Так, продолжая выяснять, кто и сколько раз валялся в придорожной грязи, кто больше диванов перепортил, Толян и Верка пили коньяк, закусывая бужениной, сёмгой, конской колбасой, икрой чёрной и красной. Шура и Анюта были мрачны и неразговорчивы, ели без аппетита.
Захмелев и насытившись, Толян повернулся к Анюте и предложил:
– Анюта, расскажи, поведай нам свою историю. Ты же, Анюта, являешься вдовой моего лучшего друга. Мы же с Юрцом были, как говорится, не разлей вода. Нас с ним связывают многие годы совместной дружбы и даже жизни. Давай, Анюта, не стесняйся. За что эта баба напала на тебя хищницей, как тигра зубастая? А потом я тебе расскажу новость, которая бальзамом ляжет на твою израненную вдовью душу. И ты узнаешь, что я помню и чту своего покойного друга Юрца.
– Всё? – вмешалась Верка. – Ты выступил? Ты дай ей сказать, балабол трепливый!
– Молчи! А ты, Анюта, говори и ничего не бойся.
– Пускай она уйдёт, – раздражённо сказала Анюта, кивнув в сторону Шуры. – Я не хочу при ней говорить.
– Почему? Я же говорю: не бойся. Ты можешь смело рассказывать всё.
Анюта молчала.
– Да она хотела украсть у меня деньги! – вмешалась в разговор Шура. – А ещё подругой моей называлась.
– Анюта, это правда? Ты хотела украсть у подруги деньги? – спросил Толян.
Анюта продолжала молчать, глядя в сторону.
– Но это же… – Толян вытаращил свои поросячьи глазёнки. – Так же поступают только подлые крысы. Это же крысятничеством называется. Чтобы вдова моего друга… Да этого не может быть! Ну-ка, Анюта, опровергни.
– Как она опровергнет, если это правда и есть? – криво усмехнулась Шура.
– Расскажи ты, – предложил Толян.
– Всё очень просто. Я отдала деньги на хранение одной своей знакомой, а она об этом знала. Вот и отправила своего друга – он, как я поняла, и твой друг – обворовать квартиру моей знакомой. Там этот ваш общий друг и сложил голову, став жертвой другого афериста.
– Вот оно что, – протянул озадаченный Толян и почесал в затылке.
Теперь он не знал, кого же из двух женщин надлежит наказывать. Анюта – подруга его покойного друга, вдова, как он её уже привык называть. Вдова того самого друга, с которым он лично собирался заграбастать денежки этой самой Шуры. Однако крысятничество – это омерзительно. За такие вещи надо не только рожу бить, но и кое-что покруче заворачивать. И Толян вопросительно посмотрел на Верку.
– Кончать надо, – кивнула осоловевшая от пьянки Верка. – Лучше всего – самоубийством.
– Кого кончать? – усмехнулся Толян.
– А эту крысу… – С видимым усилием подняв руку, Верка указала на Анюту и прибавила: – Крысу утопить в ванне.
– Она – подруга Юрца, который был…
– Был и сплыл, – перебила Толяна Верка. – А я крыс терпеть не могу. Они моему отцу ухо отгрызли, когда он маленький был.
– Крыс я тоже не люблю, крысы – мерзость, – согласился Толян и задумался.
– Наливай, – подсказала Верка.
– Да, надо выпить, – обрадовался подсказке Толян и потянулся за бутылкой.
Анюте он не налил. Сказал лишь:
– Извини, насчёт тебя вопрос решается.
Судьи выпили и закурили. Шура, которой также было налито, воздержалась. Ей было страшно. Эти люди вполне серьёзно произносили во всеуслышание жуткие вещи. Шура посмотрела на Анюту и убедилась, что опасения её нельзя назвать необоснованными: Анюта была бледная, как полотно. Шура перевела взгляд на Толяна и едва не вскрикнула: на шее этого страшного человека она увидела хорошо знакомый ей кулон.
– Сегодня человек друга – в данном случае – подругу – предал, завтра Родину продаст, – глубокомысленно изрёк Толян и тяжёлым взглядом уставился на Анюту, которая сидела ни жива ни мертва.
– Продаст, – подтвердила Верка. – Вот такие вот сволочи, чистенькие и духами воняющие, и продают все. Ты посмотри на ее квартирку. – Верка сделала рукой широкий жест, уронив на пол свою рюмку и блюдце, превращённое в пепельницу. – Здесь же всё вылизано до тошноты. Меня же сейчас вырвет от всего этого… коньяка твоего, на клопах наготовленного.
– А ты не пей пока, – посоветовал Толян. – Давай сделаем паузу и… – Он повернул голову к Анюте.
– Толя, перестань говорить такие вещи. Ты сам подумай, что ты такое говоришь! – воскликнула, наконец, Анюта.
– Я должен принять решение, – пожал плечами Толян. – А оставлять безнаказанными за такие подлости, сама понимаешь…
Анюта сделала попытку привстать, однако Толян вдруг пробасил:
– Хальт! В смысле, сидеть.
– Я хотела кофе приготовить, – пролепетала Анюта.
– Шура приготовит. Давай, Шура, сваргань нам кофейку. Верка, тебе надо взбодриться. Ты меня понимаешь?
– Я тебя прекрасно понимаю. Я – в норме, – заверила Верка.