В автобусе, по дороге домой, Луиза во всех подробностях описала ей сцену, которую наблюдала после обеда в вестибюле. Это было возмутительное событие, особенно после того, как Тифф танцевала и заигрывала с Тоддом, хотя она наверняка знала, что у Луизы с Тоддом… собственно говоря, Луиза и сама толком не знала, что там у них, так что ей определенно незачем было соперничать в этом деле. Потому что Тифф Фридман была теперь ее врагом.

— Думаешь, я не понимаю? — спросила Луиза трагическим тоном.

Париж был городом ее мечты с тех пор, как она увидела свою первую сумочку «Hermes Birkin» [18] на страницах маминого журнала «British Vogue» [19] . Ее французский был неплох благодаря бесконечному количеству зарубежных фильмов, которые она смотрела, пытаясь подражать стилю Брижит Бардо и Анны Карина, двух любимых ее актрис 60-х годов. Tres chic [20] .

Но теперь из-за экономического кризиса ее надежды прогуляться по магазинам в Париже сводились к нулю. Это просто был какой-то мировой заговор против нее.

— Удачи тебе. Мне к обеду надо быть дома, только помни: ты должна поехать в Париж, — повторила Брук (можно подумать, это зависело от Луизы!). — Позвони мне после и расскажи все.

— Позвоню, — вздохнула Луиза, вставая и сооружая на голове экзотический тюрбан из нового шарфа, подделки под Пуччи.

Она послала лучшей подруге два воздушных поцелуя. Так, как прощаются за рубежом или, по крайней мере, в зарубежных фильмах.

Глава 5

Семейные советы у Ламбертов проходили в парадной гостиной, куда обычно Луизе даже ногой ступить не дозволялось, потому что там были старинные драпировки цвета слоновой кости и везде, где только можно, стояли бесценные старинные вазы или стеклянные чаши художественного литья. Эта комната походила на некий странный музей, куда никто не входил и куда два раза в год родители приглашали на коктейльную вечеринку отцовских сотрудников из его юридической конторы. С визитами сотрудников, как догадывалась Луиза, было покончено.

Луизе дважды пришлось присутствовать на этих советах: первый раз — когда умер дедушка, и второй — когда ее серый кот Богарт (названный в честь Хэмфри Богарта, звезды ее и маминого любимого фильма 40-х годов «Касабланка») попал под почтовый грузовичок. Неудивительно, что у нее сердце в пятки ушло, когда она узнала, что намечается очередной совет. Почему бы им не выложить плохие новости за завтраком, как делают нормальные родители, чтобы не ждать этого весь долгий день? Они относились к этим своим советам уж слишком серьезно. Луиза даже удивилась, увидев, что мать не надела кашемировый свитер и жемчуг и сидит выпрямившись на краешке своего кресла с набивным жестким сиденьем, пристально глядя на желтый планшетник, на котором меняются минуты. «Вечер. 7:30. Луиза Ламберт быстро входит в гостиную».

— У вас нет денег, чтобы оплатить мне поездку с классом в Париж, — упреждающе заявила Луиза, плюхаясь на неудобный белый диван и с вызывающим видом отправляя в рот ложку полурастаявшего мороженого «Бен и Джерри». — И давайте покончим с этим.

Родители были захвачены врасплох — кажется, она нарушила их сценарий. Мать с подозрением взглянула на прозрачную пластиковую бутылку с темной коричневой жидкостью. Луиза была почти уверена, что сегодня она не рассердится за «клуб-колу».

— Хмм, да. К несчастью, похоже, это тот самый случай, — неуверенно пробормотал отец, поглаживая короткие серебристые волосы. — Понимаешь, мы всегда поддерживали твою внеурочную деятельность. Но, сказать по правде, по милости «ПОО Гладстон, Брейден» мы сейчас не можем позволить себе дополнительных расходов.

Он с саркастическим видом поднял бокал и сделал большой глоток ставшего теперь обычным предобеденного коктейля.

— Однако, дорогая, как только снова встанем на ноги, мы всей семьей отправимся в приятное путешествие по Европе, — добавила мать, быстро подсовывая под бокал мистера Ламберта серебряный поднос, пока бокал не оказался на краю дубового стола и не оставил на нем мокрого пятна. — Это будет замечательно, верно?

«Неужели они не понимают, что это совсем не одно и то же?»

— Здорово, — тупо ответила Луиза. — Я могу идти?

— Я надеюсь, ты все понимаешь. Мне жаль, цыпленок.

Отец выглядел искренне огорченным. Он снял квадратные очки в тонкой металлической оправе и потер глаза.

— Правда жаль.

— Я знаю, — кивнула Луиза.

У нее горело лицо. Да, она знала. Ей не хотелось выглядеть испорченным ребенком, но и не подумать, что это нечестно, она тоже не могла. Пока ее одноклассники будут гулять по Парижу, смеяться, придумывать разные только им одним понятные приколы, она будет сидеть одна в своей комнате, сходя с ума от скуки, и думать о свежеиспеченных круассанах, которых ей не суждено попробовать. Чем больше она об этом думала, тем сильнее душил ее ком в горле.

— Но по крайней мере, выглядим мы еще неплохо, — пошутил отец.

Луиза даже не улыбнулась. «Кого это он имеет в виду?» — подумала она, сердито заправляя за ухо выбившуюся кудряшку.

Со стуком поставив на стеклянный кофейный столик креманку с недоеденным мороженым, она выбежала из комнаты, чтобы не расплакаться. Ей необходимо было немедленно позвонить подруге.

— Я не еду, — прорыдала Луиза в свой старомодный телефон в виде красных губ, со свирепым видом шагая по комнате, насколько позволял спутанный шнур.

— Нет! — вскрикнула Брук.

Луиза отвела от уха трубку. Ой. Жалко, что в этой древней штуковине нет громкой связи.

— Знаю. Они обещали, что мы съездим в Европу всей семьей, когда папа найдет другую работу, — сказала она и замолчала, все еще не в состоянии понять, как родители порой могут быть такими бестолковыми.

— Нет! — раздался прямо в ухе вопль Брук. — Это нечестно.

— Я так им и сказала, — печально подтвердила Луиза.

Обе с минуту помолчали, переваривая дурные новости.

— И все это время я могла изучать испанский, — добавила она, подумав о том, сколько бесконечных часов она билась над французскими неправильными глаголами и зубрила слова, и все впустую.

— Что ж, думаю, нет худа без добра, — дипломатически рассудила ее подруга. — Я хочу сказать, что тебе, по крайней мере, не придется выдерживать семичасовой полет, когда Билли Робертсон всю дорогу будет пинать сзади спинку твоего сиденья.

— Да уж, — пробормотала Луиза.